"Суур-Тылл" - ледокол, построен в Германии в 1914 г. Говорят, что однотипный ледокол "Ленин" работает у нас на Севере. Вначале наш назывался "Царь Михаил Федорович", затем в 1917 году был переименован в "Волынец". Он работал всю империалистическую войну в районе Таллин-Хельсинки. Вместе с "Ермаком" участвовал в Ледовом переходе - выводил корабли Красного Балтфлота из Гельсингфорса в Кронштадт. В 1918 году, направляясь из Таллина в Хельсинки и имея на борту мнимых рабочих, направляющихся на маяк, он был захвачен ими и попал в руки белофиннов, где получил новое название, которое я не запомнил. После войны корабль был передан Эстонии и назван "Суур-Тыллом". Дальше Балтики он не выходил и лишь проводил зимой корабли в Таллин, а летом ремонтировался.
Длина его около 75 м, ширина - примерно 17,5 м, а осадка - 7,5 м. Полное водоизмещение около 4000 т.
Конечно, эта информация о корабле не очень точная и далеко не полная, но тогда и в таком виде вызывала у меня большой интерес.
Наименование "Суур-Тылл", по рассказам старых матросов, корабль получил в честь легендарного эстонского героя-великана Суур-Тылла (Большого Тылла). Этот великан мог бросать камни с эстонского берега на финский, а однажды даже перешел через Финский залив.
На "Суур-Тылле" есть матросы, которые плавают на нем с 16-го года, но о событиях 1918 года говорили с неохотой. Например, председатель судового комитета. Сам он машинист, а его сын у нас же мотористом.
Нашему капитану за 45 лет. Высокого роста, широкий в кости, плотный, но нетолстый, лицо добродушное, походка неторопливая, спокойная, уверенная. На этом корабле он второй год. До него был другой капитан, которого команда не любила. Тот плавал на нем с 20-го года. Нашего же команда любит. Он спокойный, справедливый. Ругается, лишь когда кочегары слишком начнут шуровать и из труб валит или "дымозавеса", или огонь. Или же когда матросы долго копаются с выборкой якоря. Нам только смешно, когда он начинает сердиться и ругать своих по-своему. По-русски он говорит свободно. Вообще все пожилые им хорошо владеют. Но некоторые из молодых матросов знали только несколько слов.
Старший механик тоже высокий, толстый, добродушный пожилой человек, вечно курит тоже толстую самокрутку, или сигару, или папиросу. По-русски говорит слабо, но любит поболтать и пошутить с нами. Старпом - резкая противоположность им: маленький, сухонький быстрый старичок, уже седой и не очень говорливый. Больше молчит, слушает да ухмыляется. Вечно снует по кораблю с большой трубкой в зубах. Он успевает повсюду: и на мостике, и на корме; помогает выбирать трос, и якорь поможет выбирать боцману. Однажды якорь-цепью его сильно ударило и поцарапало, за что ему здорово от капитана влетело.
Боцман - старик лет 55-ти, молчаливый, но знающий свое дело. Он был с нами только один рейс и, заболев, остался в Таллине. Вместо него назначили боцманом здорового красивого матроса. Помню только его имя - Владимир. Он тоже был молчалив и усерден, но плохо говорил и понимал по-русски.
Еще из экипажа выделялись кок - девушка Мери, 1922 года рождения, официантка Иоханна, моя ровесница, с 1925 года, буфетчица в кают-компании Ева, полная светловолосая женщина лет 35-ти, плавающая на этом корабле уже лет 10, юнга, а затем помощник кока Николай, на два года старше меня, и еще один юнга, работавший на камбузе. Этот парень плохо понимал по-русски и вообще был слабенький физически, и мы часто над ним шутили за его "русскую" речь. Николай же хорошо говорил по-русски. Был еще один машинист, тоже Николай, хорошо говоривший по-русски, и мы с ним дружили.
Весь день шли нормально, волна балла 3, погода солнечная. С правого борта видны берега Финляндии, похожие на тучи над горизонтом, а с левого низкие берега Эстонии. Примерно в 12 часов прошли Гогланд, оставив его по правому борту далеко севернее. Капитан и наш комендант по очереди спускались отдохнуть часа на 3-4. Вместо капитана на мостике появлялся старпом, а вместо коменданта - старшина Кожин, как самый старший из нас по службе и по званию. Поскольку я часа три поспал под утро на мостике, спать не хотелось, и я до конца перехода не сходил с него. Ведь это теперь мое рабочее место.
На горизонте ни корабля, ни самолета. Ребята рассказывают, что, когда они 30-го июня шли в Кронштадт, над ними, почти над мачтами, пролетел Ю-88, но не сделал ни одного выстрела. Очевидно, пилот видел большой белый крест по диагонали на баке, означающий, что корабль не вооружен.
Мы решили перебраться из нашего слишком жаркого кубрика на правый борт под спардек, где было отгорожено небольшое помещение наподобие сарайчика. Там уже спали несколько матросов из команды. Мы тоже расположились на свежих тесовых досках - так приятнее.
7 июля. Понедельник. Таллин, Купеческая гавань.
В 1 час ночи вошли в Купеческую гавань Таллина и отшвартовались у северной стенки почти напротив длинных портовых складов, вдоль которых проходят железнодорожные рельсы. Стало быть, переход длился 26,5 часов. Что-то медленно мы шли.
Сразу после швартовки по распоряжению капитан-лейтенанта на борту у сходни встал на вахту с винтовкой Кошель. Его обязанности: никого без разрешения капитана, старпома и стармеха на стенку не пускать, а на борт без разрешения нашего коменданта - капитан-лейтенанта Линича. От команды тоже назначался дежурный матрос, который периодически обходил и верхнюю и жилую палубы судна. Он же сообщал нашему вахтенному, когда подходит время будить смену. Тогда вахтенный, попросив дежурного матроса постоять у сходни, бежал с винтовкой в кубрик, будил свою смену и возвращался на пост.
Утром, после завтрака, командование судна ушло каждый по своим делам, и мы были свободны. Я поднялся на мостик и весь день рассматривал все, что нас окружало в порту, и что было видно за пределами порта.
Купеческая гавань находится в южной части обширной Таллинской бухты. Протяженность гавани с северо-востока на юго-запад метров 700-800, а наибольшая ширина метров 400. Выход в бухту из восточной части гавани через северные и южные ворота, между которыми бетонно-каменный мол, который плавной дугой с севера на юг ограждает гавань от Таллинской бухты с восточной стороны. Широкая бетонная стенка с железнодорожными путями разделяет восточную часть гавани на большую северную и меньшую южную части. У южных ворот угадывается еще одна часть гавани, но ее почти не видно за складскими зданиями и кранами.
С севера гавань от бухты отделена широкой каменно-бегонной стенкой, длинной метров 300-350, на которой почти во всю длину стоят склады. С обеих сторон вдоль складов - железнодорожные пути для подвоза или вывоза со складов товаров, грузов. К началу этой стенки мы и пришвартовались. Впереди нас у что и стенки стоят еще два транспорта, на которые что-то грузят из складов. Дальше гавань от бухты ограждает пологой дугой узкий, метров 10-15, мол из валунов, бетонных блоков и песка, длиной метров 350-400. Стенка соединена с молом узкой бетонной перемычкой, по которой на мол могут заезжать автомашины. Восточный конец мола является северной границей северных ворот в гавань, и на нем стоит небольшой огонь.
Рассматривая в бинокль город, особый интерес у меня вызвали высокие стрелы шпилей соборов, нескольких мощных башен крепости. Конечно, я ничего о них не знал, а мои товарищи смогли назвать лишь некоторые из соборов, чьи шпили возвышаются над городом. На южном берегу бухты виден большой массив зелени. Это, сказали, знаменитый парк Кадриорг. А вдали, на берегу бухты, километрах в 4-х к северо-востоку от нас, в бинокль видны развалины какого-то большого строения с двумя остроконечными торцевыми стенами без крыши. Пока узнал, что это развалины какого-то монастыря в устье реки Пирита.
В 1968 г., будучи на экскурсии в Таллине, я узнал много интересного об этом монастыре, облазил его сверху до низу, все сохранившиеся стены и подземные помещения рядом, осмотрел и сфотографировал все, что мог.
А к северу, километрах в 5-ти от нас, в начале Таллинской бухты, виднелся мой старый знакомый по военно-морскому параду на Неве в 1939 году, флагман Краснознаменного Балтийского флота крейсер "Киров". Невдалеке от него три эсминца, названия которых я не мог определить. Оказывается, с началом войны названия кораблей с бортов и с кормы были сняты. Узнать наименование корабля можно было только по маркировке на дымовых трубах: по количеству, цвету и комбинации широких и узких кольцевых полос. Один из дивизионов имел полосы красного цвета, другой - синего, третий - желтого. Количество кольцевых полос на трубах - от одной до трех в разных комбинациях. На БТЩ, по моему, были только номера на борту носовой части. Наличие маркировки на трубах у них не припомню.