Я еще нахожусь под впечатлением прерванного сна. В голову лезет мысль, что надо сказать Ломко, чтобы писал мне. То же надо сказать Кошелю. Но все мысли, как в тумане. Наконец я очухался. Черт возьми! Наших списывают! Я прислушался к разговору в кубрике. Наших направляют в штаб Отряда, а куда дальше - никто не знает. Баулин говорит, что он давно это ожидал, но не думал, что это случится так скоро. Он утверждает, что их направят на фронт. Я спорю, что направят на какую-нибудь "коробку", и привожу какие-то ясные для меня доводы. Но, может, и ошибаюсь. Ломко пытается шутить. Говорит, что хорошо сделал, что не отправил письмо Таисии. Кошель совсем расстроился. Я чувствую, что так мне жаль расставаться! Особенно мне жалко Ломко. Как-никак 3 месяца жили в одном кубрике, изучили друг друга до мелочей. Кто думал, что нам придется так расставаться? Мы думали, что если пойдем на фронт, то все вместе, а тут на вот! Из носового кубрика взяли Иванова, Басаргина, Майорова и Силантьева.
В 22.15 наши пошли. Ломко попрощался со мной с какой-то виноватой улыбкой, будто в чем-то был виновен. Обещал писать. Я решил, что буду вместо него ходить на почту, и если получу письмо от Таисии, напишу ей, что ее Анатолия взяли на фронт. Не знаю, как она относится к нему, но он ее любит и без ума от нее. Она так же, как и он, без родителей, которые, наверное, под немцами. Ох, уж эта война и наша жизнь военная! Действительно: "Нынче здесь, а завтра там". Черт возьми, сегодня их взяли, а завтра нас заберут. Невольно лезут в голову строчки: "Не хочется думать о смерти, поверь мне, в 16 мальчишеских лет".
Расстались и два друга - Жентычко и Кошель. Почти земляки. Все три года служили вместе с первого дня. Жентычко рассказывал, что их был целый взвод, который держался вместе 3 года, но потом постепенно стал разбиваться и весь распался. Кто погиб на фронте, кто утонул, уходя из Таллина.
Я с трудом уснул. В 24.00 сменил Жентычко. Старшина, который сопровождал наших ребят в Отряд, сказал, что там собрали человек 40 с ледоколов и направили в экипаж, ну а оттуда известно куда. Неужели у нас нет людей на фронте, если с кораблей забирают последних. Это же стакан воды, вылитый в океан. Неужели нельзя было не брать с нашего отряда? В наш отряд входят "Ермак", мы, "Молотов", "Октябрь" и несколько транспортов. Не знаю, какие команды у них, но у настолько 18 военнослужащих (без командиров), из них 11 машинистов и котельных машинистов, два радиста, четыре строевых и один сигнальщик. Теперь вахту придется стоять по одному.
Всю вахту думал о случившемся для нас несчастье.
Всю ночь немец бил по порту из разных орудий, а потом перенес огонь по заводу им. Кирова. В направлении Стрельны слышны разрывы мин и пулеметные очереди. Налетов не было, так как небо заволокло тучами и стоял туман. А кругом все бело, и снег все еще идет.
15 октября. Среда.
Ох, паршивое настроение. А тут еще опять химическая тревога с 9 до 11. Я отвинтил шланг противогаза от коробки и большую часть тревоги сидел за столом в кубрике и писал дневник. Жентычко крутил патефон. Я хотел вместо Ломко ходить за газетами, но пришлось уступить Фалкову, т.к. у него в городе родные. Чувствую, что сегодня ни к какому чтению, ни к каким занятиям я не способен. Не знаю, долго ли будет продолжаться эта моя депрессия. Решил чаще писать домой. Чувствую, что не могу обойтись без друга, с которым мог бы поделиться мыслями. Подходят для этого только Емельянов и Жентычко, но и то не совсем. Теперь и ночью, очевидно, будем стоять вахту по одному.
После обеда в кубрик зашел комендант. "Почему не занимаетесь?" Велел мне заниматься по винтовке (будь она проклята) со "стариками". На вахте три раза ко мне придрался. Пугает экипажем. Ночь прошла спокойно.
16 октября. Четверг.
Все письма для Кошеля отдал Жентычко, а карточки - Афанкову. Сегодня спросил у одного краснофлотца в пехотинской форме из экипажа: не видел ли он вчера человек сорок, списанных с судов. Говорит, что видел человек 35 с судов. Куда их отправят, он не знает. Говорит, что сейчас там таких переобмундировывают, оставляют в сапогах, ватных брюках, ватниках, дают полушубок, шапку, револьверы, ножи, ножницы, еще кое-что и на самолет, в тыл немцам. Человек по 10-20 в партизаны. Говорят, что жизнь у них там хорошая. По крайней мере, сыты и вооружены. Остальное оружие добывают у немцев. "Экипажники" - даже завидую им. Только зимой там будет похуже: снег, следы видны.
Немец опять бьет вовсю из орудий по порту. Бомбит с 19 часов и до утра (с перерывами). В городе большие пожары. Говорят, что Народный дом и Американские горы все разрушены.
Моя вахта теперь с 4 до 8 и с 16 до 20. Написал письмо домой и Жене.
17 октября. Пятница.
Утром немец открыл сильный огонь. Снаряды рвутся впереди нас на Неве и в порту как раз там, где стоит "Максим Горький". В корабли попаданий не было. Некоторые снаряды почему-то не рвались. Машины у нас стоят в суточной готовности. Производим текущий ремонт своими силами и средствами, значит, будем питаться 3 раза в сутки.
Часов в 17 снова сильный обстрел. Теперь снаряды рвутся у нас по корме. Часов в 18 приказали сняться и уходить - куда не знаем. В 17.30 подошли два буксира и потащили нас вниз по каналу. Мы надеялись, что к заводу, но встали в канале у 23-го причала, недалеко от места прежней стоянки. Тут, как я помню, все время ложатся снаряды. В складах на стенке нет ни одного целого стекла, а у одного в стене здоровая брешь. Емельянов принес для Ломко письмо от Таисии. Я решил написать ей и отправить завтра.
18 октября. Суббота.
Узнал печальную весть: деньги послать домой нельзя. Посылку тоже ждать нечего. Только, может быть, ребята брешут? Письмо Таисии написал.
Вчера "старики" и я принимали торжественную присягу. Вот теперь я полноправный краснофлотец.
Сегодня утром на вахте здорово мерз нос и было холодно. Ветер с правого борта, спрятаться некуда.
21 октября. Вторник.
Предыдущие два дня прошли спокойно. Погода дрянная, немцы не летают. Сегодня вечером на судне появился какой-то новый человек. На рукавах формы никаких нашивок нет. Затем к нам пришло все начальство Отряда, какой-то инженер, старший лейтенант и даже командир Отряда. Очевидно, по поводу дальнейшего нашего вооружения. Эти посещения начались еще в сентябре, и мы к ним привыкли. Но чувствую, что скоро должны встать к заводу.
Приходил краснофлотец с 507-го ("Отто Шмидт"), доложил коменданту, что по приказанию штаба Отряда с 507-го списаны к нам три комендора с двумя пушками и снарядами. Сегодня же принимаем и то, и другое, и третье.
Трое новых краснофлотцев-комендоров это: Попов Саша, Панов Николай и Суворов Василий. Первые двое служат по второму году, Суворов - с июня 41-го. Попов - невысокого роста, худенький, разговаривает быстро-быстро, чуть картавя. Панов - роста чуть выше среднего, поплотнее, доброе лицо и улыбка, неторопливые движения, на голове русый ежик. От него веет спокойствием и уверенностью. Суворов - широкий в кости, среднего роста, больше молчаливый, спокойный и неторопливый, но узковатые глаза с хитринкой.
Стоим всё на 23-ем причале. 20-го ездил со старшиной за водкой, валенками и полушубками в порт. Потом на Смоленку за спиртом, но не достали. Уехали в 8.30, а вернулись в 16, поэтому поспать не удалось и здорово проголодался. Водки дали на 2 дня, хотя выписывали на пять. И то ладно.
22 октября. Среда.
В пушках разочаровался. Много хуже нашей: без полуавтоматики и чертовски большой мертвый ход. Они, оказывается, были где-то в учебном отряде. Одна 1934-го, другая 1935 года выпуска. Погрузили снаряды в трюм. Всего 53 ящика, в том числе 20 с фугасными и 33 с осколочно-трассирующими. Трасса только белая. В одном ящике только 5 снарядов. Все снаряды в железных коробках. Через мои руки прошли все 53 коробки. Вышел из трюма и чувствую адскую боль в пояснице, которая меня не слушается. Хожу, как пьяный, водит из стороны в сторону и совладать с собой не могу. Одну пушку установили на правом борту симметрично моей. Зато ствол внутри у этих пушек, как зеркало. Я спросил у прибывших комендоров: кто у них управлял огнем и по каким приборам? Сказали, что лейтенант по таблице, а дистанцию определяли на глаз и трубку никогда не устанавливали. Одним словом, не лучше, чем у нас. В таблице я ни черта не понимаю. Новые комендоры разместились в нашем кубрике на освободившихся койках Ломко, Кошеля и Баулина.