Уже в конце налета я все же уговорил Манышина перейти ко мне. Спросил разрешения у Быкова открыть огонь, но он не разрешил, т.к. налет подходил к концу. "Пикировщики" с кормы больше не появлялись, а по ним из моего орудия очень удобно было бы бить. С левого борта с носу шли последние два самолета. Успел дать по ним один выстрел, и они вышли из моей зоны обстрела - мешает кран, который электрики не развернули вдоль борта. Наши ДШК тоже пробовали вступить в действие, но, выпустив каждый по десятку патрон, выбыли из строя - патроны перекосились и стали ломаться.
На "Стойком" прозвучал сигнал большого сбора, и команда собралась на юте. Командир эсминца расцеловал расчет автомата, который сбил самолет, прогремело "Ура", и снова все были на своих боевых постах. Да, шуму сегодня было порядком, но результаты не ахти какие. От немцев тоже было больше шуму. Если считать, что на нас пикировало машин 25, то бомбили только машин 8, да и то по одной-две бомбы, а остальные пикировали, я думаю, только для морального воздействия или же для того, чтобы, выйдя из пике на небольшой высоте, скорее выйти из зоны сумасшедшего нашего огня. А всего в налете участвовало не менее сотни самолетов. После стрельбы смазали орудия щелочью и пошли вниз. Панов уже наполовину оделся и приготовился, в случае чего, выбираться наверх. Действительно, не особенно приятно сидеть одному в кубрике и слушать адскую пальбу, грохот разрывов бомб и не знать, кого бомбят? Смотрю на часы - 20 часов, а мне почему-то казалось, что ужина еще и не было.
Этот налет показал, какая у нас организация: большинство команды забралось под спардек, будто он их защитит от бомбы. Теперь всех интересует вопрос - прилетят немцы ночью или нет? Часто будут налеты ли нет? Всем хорошо памятны осенние налеты. Сегодня немцы нас, так сказать, "поздравили" с наступающей пасхой. Вечером я заступил на зенитную вахту. Всей батарее приказано спать не раздеваясь.
5 апреля. Воскресенье.
Я стоял во вторую смену - с 21 до 23-х часов. Ничего не случилось. В час ночи вдруг тревога! Выскакиваем все наверх. Гулко бьют береговые зенитки, по небу медленно ползают лучи прожекторов, слышен гул самолета. Вот с левого борта на небе вспыхивают 4 огня - осветительные ракеты с самолета. Они медленно опускаются, оставляя за собой хорошо заметный белый след. От ракет тянутся вниз светящиеся нити - наверное, капает расплавившийся состав ракет. Проходит минута и ... нарастающий свист. Бомба, пролетев где-то над нами, рвется по правому борту. Инстинктивно большинство находившихся на палубе пригибаются. Вот еще 4 осветительные ракеты. Под их белым светом как-то неуютно. Впечатление, что тебя видят, как на ладони и выбирают, во что бы тебя стукнуть? Через минуту опять свист бомбы. Корабль вздрагивает. Очевидно, бомба упала в начале ковша в воду, и взрывная волна ударила по подводной части корабля.
Замечаю, что на "Стойком" тревоги не объявляли - орудия у них зачехлены. Совершенно правильно сделали. Ночью их огонь бесполезен, а наш и подавно. Вдруг луч одного прожектора поймал "юнкерс". Вот его уже цепко держат более десятка лучей. "Юнкерс" поспешно удирает в сторону залива, подальше от прожекторов. Но почему затихла стрельба? Казалось бы нужно наоборот бить по обнаруженной цели, а тут все орудия стихли. Опять слышен свист, а затем разрыв сброшенной бомбы - это "юнкерс", удирая, сбросил, наверное, последнюю бомбу. Но вот прожектора его отпустили. Все равно без толку держать, если свои по нему не бьют. С правого борта слышен вновь гул подлетел другой "юнкерс". Снова осветительные ракеты, и через минуту бомба...
Наконец нас догадались отпустить вниз, но приказали быть наготове, притом дали отбой. А мне все равно скоро заступать. Лежим и слушаем: зенитки еще бьют, корабль иногда сильно вздрагивает. Очевидно, бомбы рвутся недалеко. Ну и черт с ними! Все равно от нее никуда не убежишь. Она достанет везде: и на палубе, и под спардеком, и в кубрике. В 3 часа вышел на вахту. Самолетов уже не было. Когда мы были на палубе, я насчитал 32 ракеты. Это 8 раз по 4 штуки.
Сегодня решил во что бы то ни стало отдать рапорт командиру. Прошу ходатайствовать перед командованием, чтобы отпустили в клязьминскую школу. Отдал рапорт Попову, тот Кузнецову. Нужно узнать, передал он его командиру или нет? Наш Понтус вернулся из госпиталя. Хорошо, что наши достали в порту сушеную картошку, теперь на второе будет жареная или тушеная картошка. Давно ее не видели.
Сегодня из экипажа прибыло пополнение в нашу БЧ: дальномерщик Костя Журавлев, молодой краснофлотец, Борис Вознесенский - старшина 2 статьи, командир отделения пулеметчиков и Василий Мироненко - сержант запаса, комендором палубным.
6 апреля. Понедельник.
Капуста кончилась. Теперь для супа горох и горох, а на второе все картошка, но она никогда не надоест, да мы ее и не много видели.
В 12 часов немцы открыли артогонь по городу. Минут через 15 "заговорили" 2 или 3 наши батареи. Но немцы не унимались еще минут тридцать. Наши за их "непослушание" продолжали бить по ним еще минут 10-15 после того, как они замолчали. Надолго ли?
На "Стойком" собрали всю команду на верхнюю палубу, и она кричала: "Ура!", их известили, что "Стойкий" стал гвардейским эсминцем, и теперь к ним зачастили высокое флотское начальство, артисты и писатели.
После обеда угольная погрузка. Первый час я подкидывал мешки и здорово измазал рабочие брюки. А я их только вчера выстирал с большим трудом, т.к. мыла совсем нет и приходится "стрелять". Во второй час решил, что лучше таскать.
После ужина нас хотели использовать на выгрузку шлака, но я пошел мыться, т.к. не был в бане с тех пор, как пришел из госпиталя.
Панова сегодня отправили в госпиталь. У него сильно опухла грудь и правое плечо. В ужин его порцию разделили. Пока он лежал в кубрике, у него был плохой аппетит, но зато у Суворова он разгорелся - он брал его обед, даже если его Панов отдавал Попову.
Вообще я заметил, что Суворов кое в чем изменился - стал скупой до неузнаваемости и совесть малость потерял. Меняет свой табак на масло, а потом "стреляет" у Попова и Манышина, которые не умеют отказать. Панов же его осек: "Ты свой табак меняешь на масло, а теперь просишь его у меня?! А масло ты мне дашь, если я попрошу?" Панов вообще им не доволен. Рассказал мне, что Суворов продал ему масло за 25 рублей, которое сам купил за 10 рублей. Кому-нибудь еще он бы и простил, но Суворову, с которым они живут вместе уже 9 месяцев, это не простительно.
Раньше у нас бачковал Попов и никого не обделял. Потом эту миссию взял на себя Суворов, и теперь он себя "не обижает". Правда, все это мелочи, о которых стыдно писать, но мелочи и создают впечатление о человеке. У Суворова тактика верная: помешав в бачке чумичкой и заметив, что в бачке есть мясо, он мешает с таким расчетом, чтобы побольше кусочков поймать и вылить себе. В последнюю очередь он наливает мне и, если случайно окажется в чумичке кусочка два мяса, он осторожно сольет мне жижу, чтобы второй кусочек и часть остальной гущи остались в чумичке. Если он наливает мне первому, то проводит чумичкой по поверхности, а остальным и, в особенности себе, даже наклоняет бачок, что бы вся гуща в одном углу оказалась, и он ее вычерпывает. Когда оказывалось, что в бачке только три куска мяса на четверых, то Суворов разливает так, что я остаюсь без мяса. Думаю, что в ужин он это учтет и как-то компенсирует, но черта с два - это не по-"суворовски". Когда суп с мясом и с костями, у меня оказываются одни кости. Когда на второе мясо порциями, то у меня ребра, которые побольше, но на которых поменьше мяса. Выбирая мясо или котлеты из каши, он старается себе в миску захватить "попутно" и каши побольше. Когда была тушеная картошка с мясом, он все мясо выбирал себе в миску, захватив и картошки, а потом начинал делить мясо. Мешая второе, старается побольше размазать по стенкам бачка, чтобы потом все снять куском хлеба. Утром за хлебом он ходит всегда сам, и когда я раз как-то пошел вместо него, т.к. он где-то задержался, так он прибежал мне "на помощь". Больше я и не ходил за него.