Вся процедура на следующий день прошла без сучка и задоринки, то есть без каких-либо осложнений. Катя была безмерно счастлива, что все так благополучно завершилось. Подлужная впоследствии рассказала мне, что держалась она молодцом. Да я и сам чувствовал правильность совершенного. Но что-то подсказывало, что я обязан поставить в известность маму Кати, я и сделал это, правда, спустя два месяца после описанных событий. Во-первых, Катя к тому времени полностью восстановила свое здоровье и пришла в себя после сильнейшего стресса, а это уже была индульгенция для меня со стороны Татьяны Львовны, мамы Кати. Во-вторых, мое вмешательство было несомненно оправдано результатом моих действий и прошедшим временем, ибо родители и их дочь избежали огласки и позора.
Поэтому набравшись мужества, я зашел к ней в администрацию местного самоуправления города Кронштадта, что находилась на проспекте Ленина. Татьяну застал в кабинете одну, она была рада моему приходу и довольно приветливо меня встретила. Я дружил с папой и мамой Кати и нередко бывал у них в гостях. Учтиво поздоровавшись, присел напротив и потихоньку в хронологическом порядке начал неторопливо излагать ей все события, связанные с ее дочерью от начала до конца. За все время моего монолога она не разу меня не перебила и не задала ни одного вопроса. В конце я обозначил все лица, которые были информированы о происшедшем или были непосредственными участниками мероприятий по восстановлению Status quo — «возврата к исходному состоянию». Мертвенная бледность растеклась по ее лицу и сохранялась все время пока я говорил. Наконец, я замолчал. Таня сидела с закрытыми глазами, опершись головой на руки, и горькие слезы стекали по ее щекам. Через минуты две, взяв себя в руки, спросила:
— Как думаешь, родители мальчика в курсе этого?
— Сложно сказать, мальчик мог им ничего не рассказать, или же, испугавшись, наоборот поставил их в известность. Думаю, что сейчас поднимать шум и предъявлять какие-либо претензии к родителям будет излишне, они могут предать огласке происшедшее, а это не в твоих интересах. И особенно для Кати. Смотри сама, о содеянном знает ограниченное количество лиц, и нежелательно дальнейшее распространение информации. И еще тебе отлично известно, что общество всегда осуждает в первую очередь девушку, а не парня…
Уходил от Татьяны Львовны с каким-то облегчением, понимая, что влез в чужие семейные дела, но не мог поступить иначе, ибо выбрал из худшего лучший вариант. Я и сейчас считаю, что, верно, поступил. А если, допустим, был неправ, зачем Холодова и Подлужная стали бы помогать Кате Смирновой!
С тех событий прошло двадцать шесть лет. Я давно проживаю в Северной Осетии. Мой сын работает в закрытом бюджетном учреждении во Владикавказе, и по роду служебных обязанностей нередко выезжает в командировки. Вот и недавно он вернулся из очередной командировки в первопрестольную, то есть из Москвы. И надо же такому случиться, что на Красной площади совершенно случайно столкнулся с Катей Смирновой. Она теперь живет в столице, и у нее двое детей. Между прочим, расспрашивала обо мне. Тимур ей рассказал, что я не работаю, вышел на пенсию. Она просила передать мне привет.
Земляки
Неторопливой походкой я шел по улице Джанаева в направлении проспекта Мира — этот район когда-то считался центром Владикавказа, как вдруг неожиданно услышал мужской голос, явно обращенный ко мне:
— Извините, уважаемый, Вас не Руслан зовут? Вы в Кронштадте не были начальником поликлиники?
Обернувшись на голос, обратил внимание на стоящего в открытых дверях магазина верхней одежды мужчину лет пятидесяти с залысинами и в форме охранника.