Я сделал еще глоток, решил, что на вкус всё-таки неплохо, даже оригинально, и сказал:
— Да, в общем, рассказывать толком нечего, Вениамин Степанович. Когда я появился, бедняга уже тонул, и спасти его, увы, не удалось.
В этом была вся суть, но инспектору подавай детали: кто где стоял, что делал, что говорил. Я понимаю, в сыскном деле всякая мелочь должна быть на своем месте, но не раздувать же ради этого из мухи слона! Вот скажите на милость, какая, к примеру, разница: «спасите» или «скорее» кричала барышня? Я, пока подробно изложил всю историю, успел обсохнуть и допить чай.
— Хорошо, Ефим, — сказал инспектор. — Последний вопрос. Почему он тонул?
Я даже не сразу нашелся, что ответить. Вроде бы это было абсолютно очевидно.
— Так вода холоднющая, Вениамин Степанович. Руки-ноги свело, и привет. Да и пловец из него, прямо скажем, неважный. Барахтался кое-как, да и только.
— Это объясняет, почему он утонул, — недовольно проворчал инспектор. — А вот почему он вообще в канале оказался?
— Наверное, он — самоубийца, — ответил я.
— Наверное? — строгим тоном переспросил инспектор.
— Барышня ругала его как самоубийцу, — сказал я. — Но действительно ли он сводил счеты с жизнью или так она оценила его идею искупаться — тут я сказать не берусь. В любом случае случайно он в канал упасть не мог. Там решетка. Дырявая, правда, но не настолько, чтобы ее не заметить. К тому же он разделся. Значит, собирался прыгать.
— Скорее всего, — согласился инспектор. — Но, возможно, у него были для этого какие-то другие причины.
— Например, барышня, — усмехнулся я. — Которая решила избавиться от настойчивого кавалера и перебросила его через двухметровую решетку.
— Как версия, это вполне допустимо, — неожиданно согласился инспектор. — Но в ней, Ефим, есть два изъяна: слабый мотив и слабая физическая подготовка самой барышни. Она не смогла бы перебросить через решетку даже такого, как наш утопленник. Если только заставила самого перелезть. Вы не заметили у нее в руках, к примеру, пистолет?
— Нет. Да не она это, Вениамин Степанович, — вступился я за девушку. — Стала бы она тогда на помощь звать?
Инспектор покачал головой.
— Ну, звала-то она, положим не слишком активно, — сказал он. — Другая бы на ее месте сиреной завывала.
— Главное, дозвалась, — возразил я. — Всего одним криком, можно сказать.
— Да, это важно, — согласился инспектор. — Но это не объясняет, почему юноша оказался в канале? Почему, Ефим?
Его указательный палец, как револьвер, нацелился на меня, требуя незамедлительного ответа. Вот так с ходу у меня была только версия о самоубийстве.
— Не иначе, умом тронулся, — сказал я.
Инспектор сложил пальцы домиком и задумчиво уставился поверх них на свою кружку с чаем. Она у него была достойна особого внимания: размером с пивную, из синего фарфора с золотым узором. Если повернуть ее к себе ручкой, то слева красовался герб Российской империи, а справа — императорский вензель. По слухам, это был подарок от самого государя.
— Положим, ум — потеря серьезная, — констатировал инспектор. — Действительно, есть о чём сожалеть. Опять же, без него глупости всякие легче совершаются. А с чего он так вдруг умом тронулся, вы, конечно, не знаете?
Я пожал плечами.
— Тогда спросите у свидетельницы, — сказал инспектор. — Где там, кстати, эта красавица?
— В приемной, — ответил я. — Семен ей обещал найти что-нибудь накинуть на плечи. Она тоже малость промокла под дождем.
— Вот как? — произнес инспектор. — Хорошо, зовите ее сюда.
Не успел я подняться со стула, как в дверь постучали и в кабинет заглянул Семен. Высокий, на голову выше меня, франтоватый и всегда одетый с иголочки, сейчас он более всего напоминал кота в самом конце марта. Глаза потухли, лапы заплетались и только грудь исключительно по привычке колесом. В руках Семен держал объемистый сверток и пару сапог.
— Ну что там барышня? — сразу осведомился инспектор.
— Плачет, Вениамин Степаныч, — ответил Семен. — Сейчас в приемной потоп будет почище чем на улице.
— Только этого не хватало, — проворчал инспектор и отхлебнул чаю: — Что-нибудь по делу есть?
— Так точно, — ответил Семен. — Наш утопленник — Золотов Андрей Викторович, шестнадцати лет отроду, уроженец Нижегородской губернии. Барышня — его родная сестра Маргарита Викторовна. Из других родственников — дядя, он же отчим Золотов Артём Поликарпович. Имеет какую-то третьеразрядную торговлю в Кронштадте. Вот… Тело, как вы распорядились, доставили к нам в холодную, а это вот его вещи.