Впоследствии, уже после подавления кронштадтского мятежа, специальная комиссия по перерегистрации членов и кандидатов партии установила, что в период антисоветского выступления из рядов РКП (б) вышли 341 моряк, 255 красноармейцев, 178 рабочих и 71 служащий. [247] Разумеется, многие из них порывали с партией в обстановке антикоммунистической травли, развязанной мятежным «ревкомом». Большевики в огне революции и гражданской войны не раз оказывались в тяжелых обстоятельствах, но ничто не могло заставить их отказаться от своих идеалов. К сожалению, в Кронштадте оказалось слишком много нестойких, недостаточно проверенных и закаленных членов партии: это породило слабую действенность кронштадтской парторганизации накануне и в критические минуты мятежа.
Анализируя причины этого явления, комиссия по перерегистрации справедливо заключила:
«Развал организации в период мятежа объясняется: 1) 70–80 % из красноармейской массы являются в большинстве своем крестьянами; 2) партийная невоспитанность, ибо 80–90 % записавшихся в партию в «партийную неделю». [248]
При этом следует со всей силой подчеркнуть, что даже в самых тяжелых условиях антисоветского мятежа распыленные, оставшиеся без руководства кронштадтские коммунисты в большинстве своем сохранили верность идеалам партии. Впоследствии, уже после разгрома мятежников, специальная комиссия произвела перерегистрацию 1116 коммунистов Кронштадта. Комиссия предъявила ко всем лицам, дела которых рассматривались, весьма жесткие требования. Не только пособничество мятежу, не только пассивное участие в событиях тех дней, но даже и «нейтрализм» того или иного коммуниста вызывал исключение из-партии. И вот, при столь жесткой требовательности, вполне обусловленной обострением классовой борьбы, исключению подверглось 211 человек, то есть менее 19 % всех подвергшихся перерегистрации. [249] Для тех исключительных условий, в которых оказались кронштадтские коммунисты в период мятежа, цифру эту нельзя признать значительной.
Характерным признаком падения партийной дисциплины и сознательности были факты недопустимого политического поведения отдельных членов РКП (б) на кораблях Балтики. Такие случаи имели место на транспорте «Вдолей», на эсминце «Гарибальди» и еще на некоторых других. [250]
Таким образом, слабая по партийному стажу и рабочей прослойке партийная организация Кронштадта помимо прочего не имела также сильного, боевого руководства. В сохранившихся протоколах Кронштадтского комитета РКП (б) почти не нашли отражения острые проблемы, волновавшие гарнизон и население города-крепости. Характерен в этой связи последний документ «домятежного» времени: протокол бюро Кронштадтского комитета от 24 февраля. Там обсуждался циркуляр о ремонте судов, инструкция о перевыборах рабоче-крестьянской инспекции и другие второстепенные вопросы, но ничего не говорилось о настроениях масс. [251] Пример этот является типичным.
Поистине катастрофические последствия для всей партийной жизни Кронштадта имела фракционная деятельность троцкистов. Раскольников, Батис и другие оппозиционеры использовали печать для того, например, чтобы в типографиях Побалта печатались статьи и речи Троцкого, Бухарина и других лидеров антиленинских групп.
Газета «Красный Балтийский флот» — орган Побалта — превратилась в орган троцкистской фракции. За январь и февраль 1921 г. там не было опубликовано ни одного материала дискуссии о профсоюзах, в котором бы вопрос излагался в ленинской интерпретации. В то же время газета, издававшаяся небольшим форматом, находила много места для освещения деятельности Пролеткульта и его «студий» на флоте и в частях гарнизона. Например, 26 января состоялся «митинг-концерт» на тему «Чему мы должны учиться у Запада», где участвовали Батис, Рисскин, Эссен и другие видные работники. [252] На страницах газеты неумеренно превозносился командующий флотом Раскольников, не давалось никакого отпора враждебным настроениям, имевшимся на флоте, напротив, создавалась картина сусального благополучия. За две недели до начала мятежа газета опубликовала большую корреспонденцию о жизни матросов линкора «Севастополь». И что же? Корреспондент рисует идиллическую пастораль, всуе поминая имя Карла Маркса. [253] Материалы такого рода могли только дезориентировать флотских коммунистов.