На следующий день состоялся новый митинг. Матросы были полны решимости перейти к действиям. Они отвергли кандидатуру комиссара А. Кулберга, назначенного Флеровским, и на это место выбрали Г. Шанина. Новый комиссар издал «приказ № 1», отменявший все приказы большевистских комиссаров. Матросы, многие с револьверами, направились на плац Первого морского берегового экипажа и в сопровождении матросов этой части двинулись к Мариинскому театру, где провели еще один митинг, а затем группа матросов во главе с Шашковым ворвалась в театр во время представления оперы Р. Вагнера «Валькирия». Опера была остановлена в середине 1-го акта, и матросы, вооружившись трубами и валторнами, двинулись к Невской пристани поднимать экипажи стоявших там судов, но это им не удалось. Разочарованные, они вернулись в казармы[129].
Петроградские власти во главе с Зиновьевым были прекрасно осведомлены о том, что происходило в городе. Но они выжидали открытого выступления волновавшихся матросов и связанных с ними левых эсеров, чтобы нанести решительный удар. Как цинично писал Флеровский, «для серьезных репрессий нужны серьезные поводы»[130].
Теперь повод был налицо. Матросский лидер Шашков был арестован в Петрограде, куда он направился на грузовике в поисках оружия. Казармы 2-го флотского экипажа были окружены войсками. 50 матросов были арестованы. Попытки левых эсеров организовать выступления против большевиков закончились провалом, многих из них арестовали. Был разгромлен Петроградский комитет ПЛСР. Зиновьев, выступая 15 октября на экстренном заседании Петросовета, в присущем ему витиеватом стиле труса, избавившегося от угрожавшей ему опасности, заявил: «…петроградский пролетариат должен, наконец, вколотить осиновый кол в могилу белогвардейской партии Камкова». Мятеж был объявлен «жалкой копией с жалкого июльского мятежа левых эсеров»[131]. По постановлению Президиума Петроградской чрезвычайной комиссии 11 матросов были расстреляны. Организовывались массовые митинги матросов, на которых принимались резолюции с осуждением 2-го балтийского экипажа. Но когда стало известно о казни матросов, команда линкора «Петропавловск» выступила с протестом против «зверской расправы» с «истинными пролетариями»[132]. Выступление 2-го балтийского экипажа было еще одной репетицией Кронштадтского восстания.
Во время Гражданской войны Балтийский флот практически не участвовал в боевых действиях, за исключением нескольких операций (см. выше), но моряки сражались на различных фронтах. Несмотря на наступившее у многих балтийских матросов разочарование в большевистской диктатуре, они были искренне преданы делу революции и охотно отправлялись на фронт для борьбы с белогвардейцами. Из них формировались речные флотилии, принимавшие участие в Гражданской войне от Северной Двины до сибирских рек, команды бронепоездов и целые части Красной армии, считавшиеся отборными. По окончании Гражданской войны многие моряки вернулись на флот, но и после их возвращения флот испытывал большую нехватку личного состава. С кораблей снимались не только матросы, большое число орудий пошло на вооружение речных флотилий или использовались для обороны Петрограда. Сокращение численности матросов, резкое падение уровня дисциплины привели к значительному ухудшению состояния судов. Из оставшихся боеспособными судов был создан Действующий отряд, базирующийся в Кронштадте. Многие уцелевшие от расправ морские офицеры принимали участие в Гражданской войне на стороне врагов большевистского режима. У оставшихся во флоте жизнь на кораблях была крайне тяжелой из-за унижений и оскорблений со стороны матросов, угрозы ареста по малейшему подозрению или быстрой матросской расправы. Мичман А. Гефтер описывал обстановку на крейсере «Память Азова» в первые дни после объявления в начале сентября 1918 г. красного террора: «Шум голосов за стеной прервал поток воспоминаний. Зайдя туда, застал у командира несколько офицеров с соседних кораблей. Все держались сдержанно, но чувствовалось, что есть какая-то неприятная и большая новость. – По кораблям, как выяснилось, ходили агенты ЧК и по указанию команды выбирали офицеров, которых уводили на расстрел. Может быть, сейчас явятся на „Память Азова“. ‹…› Чьи-то громкие голоса раздались за стенкой. Там остановились какие-то люди и совещались. В каюте наступила тишина. Казалось, что смерть тихонько остановилась у двери и ждет.
Потом голоса смолкли. Очевидно, ушли. Я вышел на верхнюю палубу. На фоне ночной тишины отчетливо были слышны далекие выстрелы. Каждый выстрел уносил жизнь! ‹…›
130
Там же. С. 513. Фраза напоминает слова английского реакционного деятеля 1-й половины XVII в., графа Страффорда, наместника Ирландии. Когда ему указали, что его жестокая политика может привести к новому восстанию в Ирландии, он ответил: «Чем больше мятежников, тем больше конфискаций».