– Мы часто гуляем, иногда заходим в бар выпить или отправляемся потанцевать, – ответила я.
Я подумала о том, что если поеду в Европу, то Тиан-Тиан непременно захочет поехать вместе со мной. Во время путешествия меняются не только время и место, но и образ мыслей, настроение и общее самочувствие. Я грезила о том, как занимаюсь любовью с Тиан-Тианом в маленькой гостинице в небольшом французском городке (ему там точно понравится), в придорожном мотеле где-нибудь в Германии, в безлюдной церквушке в Вене, в римском Колизее, на моторной лодке на Средиземноморье… Наш роман будет развиваться постепенно – пока существуют привязанность и страсть. Любовь и свобода всегда найдут себе приют и под сенью леса, и в водах озера, и на небесах.
Я подошла к Тиан-Тиану, присела рядом и поцеловала его. Он прервал беседу с Ли-Лэ и улыбнулся мне в ответ.
– Давай поиграем во фризби [49], – предложила я.
– О'кей, – согласился он, поднимаясь. В свете солнечных лучей с гладкими черными волосами, в черной хлопчатобумажной рубашке в полоску и с по-детски ясными глазами он казался совсем юным, почти школьником.
Наши взгляды на мгновение пересеклись. Меня охватил порыв страсти, сердце бешено забилось. Он снова засмеялся. Пластиковый диск летал туда-сюда, словно крохотный НЛО, пока не упал к ногам Чжуши. Она улыбнулась и передала его Тиан-Тиану. Чжуша о чем-то увлеченно беседовала с Ай-Диком, и, похоже, им было интересно вдвоем.
Закончив разговор с кем-то из своих многочисленных знакомых, остановившихся в гостинице «Синго», к нашей компании подошла Мадонна и присоединилась к игре. Щеголь Номер Пять и его подружка Сиси загорали, повернувшись голыми спинами к солнцу и играя в настольную игру под названием «Аэроплан». Вид беззастенчивой парочки в одинаковых черных очках, среди бела дня развалившейся на газоне и поджаривающей на солнце обнаженные бледные спины, не оставлял ни у кого из окружающих никаких сомнений, что эти двое были просто созданы друг для друга.
Неожиданно к нам приблизилась сердитая пожилая женщина, судя по всему, иностранка. Остальные продолжали играть, а Мадонна и я подошли к ней.
– Прошу прощения, – обратилась она к нам на английском языке с очень сильным американским акцентом, – но я вынуждена просить всех вас уйти отсюда.
– Почему это? – поинтересовалась я по-английски.
– Видите ли, мы с мужем живем вон в том доме напротив, – сказала она и указала пальцем на здание во французском стиле, расположенное на противоположном конце лужайки. Это был прелестный трехэтажный особнячок с низким глухим забором, с изящной, но совершенно бесполезной трубой дымохода на крыше, цветными витражами окон и двумя балконами, перила которых с цветочным лепным орнаментом были густо увиты плющом. – Мы всегда любуемся с нашего балкона прекрасным видом на эту лужайку
– И что с того? – Наверное, по-английски мои слова звучали грубо. Но я и не собиралась быть особенно вежливой. Какого рожна нужно от нас этой пожилой американке?
– Но вы вторглись сюда и нарушили тишину и покой. Вы слишком шумите и бегаете по траве, – произнесла она властным тоном. В ее голубых глазах блестели сердитые льдинки. Было ясно, что она не потерпит никаких возражений. У нее была копна серебристо-седых волос, как у моей бабушки, и морщины на лице были похожи. Но на этом сходство кончалось – ни на йоту бабушкиной доброты и участия.
Я по-китайски тихо объяснила Мадонне, что нужно этой старушенции.
– Что? Она действительно хочет выпроводить нас отсюда? – возмутилась Мадонна, услышав такую нелепую просьбу. А она была не из тех, кто сдавался на милость победителя. Настоящий боец.
– Передай ей, что эта лужайка – не ее собственность, и что она не имеет права распоряжаться здесь!
Я перевела старухе слова Мадонны.
Та рассмеялась, словно говоря «Ох, уж эти вульгарные китаянки!»
Мадонна зажгла сигарету.
– Мы и не подумаем уходить отсюда, – заявила она. – Так что уважаемая дама может убираться восвояси и немного передохнуть!
Американка, похоже, поняла, что ей сказала Мадонна, но невозмутимо продолжила:
– Мой муж – президент банка «Мэйлин». Мы решили снять этот дом именно из-за прекрасного вида. Мы оба – пожилые люди. Нам нужен свежий воздух и здоровая окружающая среда. В Шанхае нелегко найти чистую зеленую лужайку.
– Точно, – кивнула я в знак согласия, – вот именно поэтому мы и пришли сюда расслабиться и отдохнуть.
Пожилая леди спросила с улыбкой:
– Вы тоже снимаете квартиру неподалеку?
Я опять утвердительно кивнула.
– И сколько вы платите?
– По-моему, вас это не касается, – отрезала я.
– Мы ежемесячно платим двадцать пять тысяч американских долларов, – членораздельно, с ударением на каждом слоге произнесла она. – Так много именно за прекрасный вид из окна. Вы, китайцы, знаете, что живописные окрестности очень влияют на стоимость жилья. Поэтому я настоятельно прошу вас покинуть это место при первой же возможности.
Несмотря на улыбку, ее тон был жестким и категоричным.
Честно говоря, такая цена нас просто ошеломила. Кто знает, насколько она и ее муж-президент влиятельны, и какие связи у них есть в администрации гостиницы. Призвав на помощь браваду развязной уличной девки, Мадонна изобразила на лице некое подобие улыбки.
– Ладно, – сказала она. Но ее английский оказался не на высоте, и вместо холодно-учтивого «Увидимся позже» у нее получилось нелепое «Увидимся поздно».
На обратном пути мы, не сговариваясь, вдруг все вспомнили о тех табличках, которые повсеместно красовались во времена иностранных концессий: «Китайцам и собакам вход воспрещен». Сейчас, когда в страну возвращались многонациональные компании и финансовые гиганты, их экономическое влияние неизбежно вызывало у иностранцев чувство превосходства над местным населением. Впервые за долгое время мы, представители китайского поколения икс, почувствовали угрозу нашему национальному достоинству.
Вечером, когда Тиан-Тиан принимал ванну, позвонил Марк.
– Не звони мне больше. Это нехорошо, – попросила я тихо.
Он согласился.
– А как же мне с тобой связываться?
– Не знаю. Может, я сама тебе позвоню.
– Ты могла бы завести электронный почтовый ящик, – вполне серьезно предложил он.
– Ладно, – ответила я. И почему-то не удержалась и рассказала ему о том, что произошло. – Если бы в этом доме жил ты, то тоже нас выгнал? – спросила я резко. Это было чем-то вроде дипломатической уловки, испытанием, проверкой. Во мне говорило уязвленное национальное достоинство.
– Разумеется, нет, – отшутился он. – Иначе как бы я мог любоваться тобой и строить тебе глазки?
13 Отъезд
Я видел, как его огромный и грозный лик навис над равнинами; глаза сверкали исступлением и были полны целеустремленности. Видел его крылья. Видел его ветхую огненную колесницу, высекавшую тысячи сверкающих искр. Видел выжженный след позади нее на дороге. Она летела напролом, выжигая кукурузные поля, опустошая города, разрушая мосты и осушая реки.
Джек Керуак [50]
Декабрь. Недобрый месяц. В старинных глухих двориках нет цветущей сирени. На каменных садовых ступенях и в ярко украшенной аркаде ресторана Такаси «Китайский гарсон» на улице Хэншань больше не видно прекрасных обнаженных танцовщиц. Ни голубей, ни взрывов веселого смеха, ни грустных отзвуков джаза.
Нескончаемо моросит мелкий зимний дождь, оставляя на языке горьковатый привкус. Из-за вездесущей сырости кажется, что вы прогнили насквозь, до мозга костей. Зимняя слякоть в Шанхае отвратительна, как будто у природы месячные.
Тиан-Тиан надумал путешествовать. В это время года он всегда уезжал из Шанхая. Он не выносил холодов и промозглой сырости. Изредка выныривающее тусклое зимнее солнце не греет, от прикосновения его холодных лучей по коже бегут мурашки.
[49]
[50]