– Очнись, придурок! Брось ты эту затею. Лучше придумай что-нибудь дельное. Погоди-ка, а это часом не Соблазнительница тебя надоумила?
– Тсс… – прошептал Паучок, услышав, что старик Ян закончил свою телефонную перебранку и возвращается в бар. Я прикусила язык, испугавшись, что могу невольно выдать приятеля.
Дверь кафе открылась, и на пороге появился Тиан-Тиан. У меня по телу прокатилась удушливая теплая волна. Он был в серой рубашке, черных вельветовых брюках, в руках книга. Длинноватые волосы растрепаны, близорукие глаза подернуты влагой, сжатые губы чуть изогнуты в улыбке. В общем, более или менее, мой любимый во всей красе.
– Миленок пришел, и… О, как она счастлива, – нараспев и с легкой добродушной издевкой произнес старик Ян с выраженным шанхайским акцентом, с которым обычно исполняют старинные сучжоуские баллады [22]. Вообще-то Ян – добрая душа, хотя и простоват.
Такое приветствие смутило Тиан-Тиана. Я принесла ему капуччино и ободряюще пожала руку.
– У нас еще целых сорок пять минут, – сказал он тихо, глядя на часы. – Я подожду, когда ты закончишь.
– Паучок просто свихнулся на мысли о деньгах, – говорила я, яростно жестикулируя из-за обуревающего меня беспокойства. На маленьком круглом столике, за которым мы с Тиан-Тианом на китайской шахматной доске играли в «четыре из пяти», горела одинокая свеча, и на противоположной стене преувеличенные взмахи руки превращались в театр теней.
– Когда умным людям приходит в голову мысль совершить преступление, это похуже укуса бешеной собаки, – развивала я мысль. – Они будут грабить банки с помощью компьютеров, взрывать самолеты и корабли, использовать невидимое секретное оружие для уничтожения людей, даже не остановятся перед тем, чтобы вызвать эпидемию или спровоцировать трагедию. Если в 1999 году действительно наступит конец света, его устроят именно такие безбашенные придурки.
– Ты проиграешь. У меня скоро будет четыре из пяти, – Тиан-Тиан указал на шахматную доску, пытаясь привлечь мое внимание к игре.
– Рассудок – это дар, а безумие – инстинкт. Но пользоваться ими ради наживы непростительно. – Мой полемический задор понемногу угасал. – В итоге гений может натворить больше бед и глупостей, чем полный идиот. Когда мы выходили из «Зеленого стебля», там стояла подозрительная, гробовая тишина. Мне даже было слышно, как я моргаю. Наверное, скоро произойдет убийство или еще что-нибудь ужасное. У меня тревожное предчувствие.
– Тогда увольняйся, сиди дома и пиши, – спокойно сказал Тиан-Тиан.
Слово «дом» звучало в его устах совершенно естественно. Это жилище из трех спален и гостиной, где стоял запах подгнивших фруктов, сигаретных окурков, французских духов и алкоголя, полное книг, музыки и наших безудержных фантазий, крепко держало нас обоих. Его атмосфера окутывала, словно волшебный туман колдовского леса. Сколько ни пытайся разогнать его, – он снова сгущается вокруг. Обжитое нами пространство было более реальным, прочным и осязаемым, чем обычный дом.
Пойдем домой. Настало время проникнуть в суть вещей. Начни писать. Пора вступить на тернистый путь творчества, прихватив мечты и любовь вместо багажа. И пиши, пиши неустанно, безупречную прозу, роман за романом. И пусть в них будет острота и страсть, интригующая завязка, напряженное действие, нарастающая и мощная кульминация и неожиданная долгожданная развязка. Пусть они звучат так, будто самая знаменитая певица мира стоит на вершине Эвереста и во всю мощь своего дивного голоса поет одну из прекраснейших арий на свете.
Будто неведомая сила внушила мне эту мысль. Невидимая рука стремительным росчерком пера написала это у меня перед глазами. Тиан-Тиан заставил меня пообещать, что завтра утром я позвоню старику Яну и уволюсь.
– О'кей, – согласилась я. Уйти с работы, покинуть кого-нибудь, распрощаться с прошлым. Для такой, как я, расставание превратилось в инстинкт, оно давалось мне легко. Мне суждено двигаться по жизни от одной цели к другой, доходить до предела и снова отправляться в путь.
Чтобы польстить моему самолюбию, Тиан-Тиан продолжил:
– Как только я увидел тебя в «Зеленом стебле», сразу понял, что из тебя выйдет настоящая писательница. Ты смотришь прямо в душу, и в том, что ты говоришь, столько подлинного чувства. Ты очень наблюдательна, видишь каждого посетителя насквозь. Я как-то слышал, ты говорила с Паучком об экзистенциализме и магии вуду.
Я нежно обняла Тиан-Тиана. Его слова согревали меня лучше любой ласки, ни одному мужчине до него этого не удавалось. Часто, слушая его завораживающий голос, глядя ему в глаза, любуясь его губами, я испытывала необыкновенный прилив чувственности, который подхватывал меня, словно бурный поток.
– А еще что? Продолжай. Мне нравится слушать тебя, – пробормотала я, целуя его в мочку уха.
– А еще… тебя невозможно провести или вызвать на откровенность. Наверное, у всех одаренных писателей раздвоение личности. То есть, я имею в виду, что они не очень надежные люди.
– Что тебя беспокоит? – озадаченно спросила я, отрывая губы от его уха.
Тиан-Тиан покачал головой.
– Я люблю тебя, – сказал он, легко обняв меня за талию и положив голову мне на плечо. У самой шеи я ощутила прикосновение его трепещущих ресниц. И снова теплая волна неизъяснимой нежности наполнила сердце. Наши руки сплелись, мои – скользнули на его ягодицы, его – легли мне на живот. Так мы и замерли лицом к лицу, глядя друг на друга, как на свое отражение в холодной водной глади зеркала.
Позже, когда он заснул, свернувшись калачиком в кровати, я еще долго лежала в задумчивости, обняв и прижавшись к его спине. Все это время его упрямство и уязвимость оставались для меня необъяснимой загадкой. Сама не знаю почему, но я считала, что отвечаю за него, и меня мучила совесть.
На самом деле в день рождения Паучка в «Зеленом стебле» не произошло ровным счетом ничего страшного. Не было ни профессионального вора, ни ограбления, ни хитроумного плана – даже пылинки не пропало. Все шло своим обычным чередом. Старик Янь по-прежнему спокойно и беззаботно пересчитывал выручку по вечерам, давал нагоняи персоналу, ругался по телефону и храпел в задней комнате. Сменившая меня официантка оказалась ничуть не хуже, а вскоре после этого Паучок бесследно исчез вместе со всеми своими коварными замыслами в неизвестном направлении.
Я всерьез засела за книгу. Ни на что другое просто не хватало времени. Мне приходилось все время подстегивать воображение и ждать, когда из этого мучительного, сводящего с ума безмолвия проступят очертания будущего сюжета и действующих лиц. Тиан-Тиан прислуживал мне, как верный раб, всеми силами пытаясь помочь мне реализовать мой волшебный дар и создать что-то подлинное и стоящее. Это стало смыслом его жизни.
У него появилась новая страсть – ходить за покупками в супермаркет. Подобно родителям, мы добросовестно посещали супермаркеты «Топс», набивая тележку всякой вкусной снедью и разными хозяйственными мелочами. И хотя медики предупреждают, что такие продукты, как шоколад и попкорн, страшно вредны для здоровья, именно они нам и нравились.
Дома я раскладывала перед собой девственно чистые листы бумаги, которым в скором времени предстояло стать рукописью, и иногда, как бы невзначай, поглядывала на себя в маленькое зеркало: проверяла, не проступает ли уже на лице выражение мудрости и знания человеческой природы, отличающее любого настоящего писателя. Тиан-Тиан неслышными шагами ступал по квартире, заботливо наливал мне содовую, готовил фруктовый салат со специальной заправкой, отламывал дольки от плитки шоколада «Дав» и кормил меня ими, чтобы лучше думалось; придирчиво выбирал музыкальные диски, чтобы они будоражили творческую фантазию, но не отвлекали, и регулировал кондиционер. Огромный письменный стол был уставлен блоками сигарет «Майлд Севен», они громоздились друг на друге подобно кирпичной кладке, завален книгами и пачками писчей бумаги. Я совсем не умела пользоваться компьютером и не собиралась учиться.