Мегги, Мегги, Мегги, крошка Мегги Денежные Глазки, что сбежала из Таксона, от трейлеров и ревматической лихорадки, чтобы окунуться в жизнь, в которой, как во взбесившемся калейдоскопе, мелькают когти и зубы и которая все же не лишена смысла. А если кто-то требовал завалиться на спину да рычать пантерой в пустыне, надо было это и делать, ничего, потому что ничего нет хуже вонючей бедности с чесоточной кожей и заношенным бельем, постыдной бедности, из которой так и прет безысходность, - ничего!
Мегги: шалава, давалка, хапуга, качалка - кинь бакс, и закачается, и в ритме слышится мег-ги, мег-ги, мег-ги.
Та, которая дает. За плату, которую дадут.
Мегги встретилась с Нунцио. Сицилийцем. Темные глаза, бумажник из кожи аллигатора, в нем потайные кармашки для кредитных карточек. Мот, игрок, транжира. Захотелось им в Beгас.
Мегги и сицилийцу. Голубым глазкам и потайным кармашкам. Но больше голубым глазкам.
В трех длинных стеклянных окошках закружились и расплылись барабаны, а Костнер знал - нет у него ни единого шанса. Главный выигрыш - две тысячи долларов. Кружатся, кружатся, жужжат. Три колокольчика или два колокольчика и полоска с надписью "выигрыш" дают восемнадцать баксов, три сливы или две и полоска - четырнадцать, три апельсина или два и полос…
Десять, пять, два бакса, если вишенки одна под другой. Хоть бы что-нибудь… пропадаю ведь… хоть бы что-нибудь…
Жужжание…
И кружится, и кружится…
Тут и случилось то, что не предусмотрено инструкцией к автомату.
Барабаны разогнались, щелкая, притормозили и с лязгом замерли в фиксированном положении.
На Костнера уставились три полоски. Но на них не было надписи "выигрыш". Это были три полоски, с которых глядели три голубых глаза. Очень голубых, очень нетерпеливых, очень ВЫИГРЫШНЫХ!
В лоток выдачи на дне автомата со звоном скатились двадцать серебряных долларов. В кабинке кассира казино замигала оранжевая лампочка, полка у окошка выплаты стала ярко-оранжевой. Где-то наверху зазвучал гонг.
Администратор секции игральных автоматов коротко кивнул служителю, тот, поджав губы, двинулся к болезненного вида человеку, который так и застыл, держась за рукоятку.
Символ выигрыша, двадцать серебряных долларов, остались нетронутыми в лотке выдачи. Остальное - одну тысячу девятьсот восемьдесят долларов - полагалось выплачивать кассиру казино. А Костнер, стоило на него взглянуть трем голубым глазам, будто остолбенел, он сам уставился на три этих голубых глаза, и никак не кончалось мгновение идиотской растерянности, когда обнажилась сама суть игрального автомата и никак не смолкал взбесившийся гонг.
По всему казино отеля посетители, прервав игру, высматривали, что произошло. У столов для рулетки игроки из Детройта и Кливленда, сплошь белые, отвели водянистые глаза от жужжащего шарика и с секунду вглядывались вдаль, на жалкого типа, застывшего перед игральным автоматом. Но с их мест было не разобрать, что выигрыш - два куска, и они вновь уставились слезящимися глазами сквозь клубы сигарного дыма на крохотный шарик.
Шустрые игроки в блекджек врубились моментально, развернулись на вращающихся креслах, заулыбались. По темпераменту они были ближе к игрокам на автоматах, но они-то знали: автоматы эти - просто уловка, чтобы занять чем-то жен, пока мужья вновь и вновь пробиваются к двадцати одному очку.
И отставной крупье, что не мог уже с прежней скоростью тасовать колоду за карточным столом и был отправлен милостивой администрацией казино маячить у входа, под Колесом Фортуны, даже он прервал свое никому не адресованное механическое бормотание ("Еще-один-счастливчик-на-Колесе-Фортуны!") и.взглянул на Костнера, туда, откуда доносилось безумное лязганье гонга. А через мгновение, хоть желающих по-прежнему не было, он уже зазывал очередного несуществующего счастливчика.
Костнер слышал: откуда-то издалека звучит гонг. Это должно бы значить, что он, Костнер, выиграл две тысячи долларов, но такое невозможно. Он сверился с таблицей выигрышей на корпусе машины - три полоски с надписью "выигрыш" давали главный приз.
Две тысячи долларов.
Но на этих-то трех полосках не было надписи "выигрыш ", были просто три серых полоски прямоугольной формы с тремя голубыми глазами строго в центре каждой из них.
С голубыми глазами?
Где-то замкнули контакт, и электричество, миллиарды вольт электричества, поразили Костнера. Волосы у него встали дыбом, из содранных кончиков пальцев сочилась кровь, глаза превратились в студень, и каждое мышечное волокно стало радиоактивным. Где-то, не здесь, в каком-то - не этом - месте, Костнера связали нерасторжимыми узами - с кем-то. С голубыми глазами?
Гонг больше не звучал у него в голове; неумолчный шум казино, шелест купюр, бормотанье игроков, выкрики крупье, объявляющих игры,- все ушло, он был объят тишиной.
И связан с кем-то другим - с кем-то, кто не здесь,- с голубыми глазами.
Это длилось мгновение, оно прошло, и снова Костнер оказался один. Будто разжалась сжимавшая его громадная рука; у него перехватило дыхание, он пошатнулся, но от автомата не отошел.
- С тобой все в порядке, приятель?
Кто-то поддержал его за плечо. Где-то наверху не смолкал гонг, а Костнер все не мог перевести дух после только что предпринятого путешествия. Он не без труда сфокусировал зрение и обнаружил, что стоит, уставившись на коренастого служителя, который дежурил, когда он, Костнер, играл в блекджек.
- Да… все отлично…- попытался улыбнуться он в ответ.
- Похоже, ты добрался до главного выигрыша, приятель,- в жесткой усмешке служителя не было ни капли
радости - просто сокращение мышц, вызванное условным рефлексом.
- Да… все отлично…- опять попытался улыбнуться в ответ Костнер.
Он все еще трясся, он был пропитан захватившим его электричеством.
- Дай-ка я проверю,- сказал механик, обошел Костнера и посмотрел на окошки автомата.- Что ж, три выигрышных полоски, все в порядке. Выигрыш твой.
Только теперь до Костнера дошло. Две тысячи долларов. Он перевел взгляд на автомат и увидел…
Все полоски были с надписью "выигрыш". Никаких голубых глаз, именно те слова, что означают деньги. Костнер как безумный озирался - с ума он сошел, что ли: откуда-то, не из зала казино, до него доносился звенящий, как колокольчик, серебристый смех.
Он выгреб двадцать серебряных долларов, смотритель бросил в Большой еще кругляш, сбив выигрышное сочетание полосок, и повел Костнера в глубь казино, по дороге тихо и весьма любезно с ним беседуя. У окошка кассы служитель кивнул человеку с усталым лицом, изучавшему громадный скоросшиватель с подшивкой таблиц кредитных ставок.
- Барни, главный на Большом, счетчик пять-ноль-ноль-один-пять,- он ухмыльнулся Костнеру, тот попытался улыбнуться в ответ - трудно, все еще не пришел в себя.
Кассир проверил по журналу выдач правильность подлежащей выплате суммы и перегнулся над полкой к Костнеру:
- Вам чеком или наличными, сэр?
Костнер почувствовал - вкус к жизни возвращается:
- А разве чек казино достаточно надежен? Все трое рассмеялись шутке.
- Тогда чеком.
Чек был выписан; глухо застучала банковская машинка, печатая: "Две тысячи…"
- Двадцать серебряных долларов - подарок казино,- сказал кассир, подвигая чек к Костнеру.
Тот взял его, рассмотрел - все равно верилось с трудом. Две косых, снова на коне.
На обратном пути через зал коренастый служитель любезно поинтересовался: "Ну и что же вы собираетесь с ними делать?" Костнер на минуту задумался. В сущности, никаких планов у него не было. И вдруг неожиданно осознал: "Собираюсь снова сыграть на том автомате". Служитель улыбнулся: вот уж лох прирожденный.
Сначала скормит Большому двадцать этих серебряных долларов, а там пустится во все тяжкие - блекджек, рулетка, фаро, баккара… и за пару часов вернет два куска заведению. Иначе не бывало.