Перед моими глазами тут же всплыл образ неизвестной мне счастливицы Маринки, восседающей на корзинке подобием курицы.
— А я тут у вас…
Таисья Владимировна махнула горестно тряпкой, и часть пыли немедленно осела на моем лице. То есть мне так показалось. Вера в предлагаемые обстоятельства во мне всегда была сильна, и я немедленно чихнула.
Та-ак… Крашинский.
Я снова попыталась сосредоточиться на несчастном бизнесмене, у которого воровали деньги его сотрудники, вернее — сотрудница, а еще вернее — его любовница, и подумала, что надо бы посоветовать ему взять в любовницы Маринку, имеющую по триста в сутки, сидя себе безмятежно, как курица, на яйцах.
— Саш, да ты меня не слушаешь! — обиженно вскрикнула Таисья Владимировна.
— Слушаю, — попыталась уверить ее я.
— Нет, ты уткнулась в этот свой монитор и не слушаешь!
— Господи, да мне работать надо! — вскипела я. — Я стараюсь, как Юлий Цезарь, и вас слушать, и работу делать, только и всего…
— Работай, работай, — немедленно оскорбилась Таисья Владимировна и засопела в гордом молчании. Правда, мужества продолжать играть в молчанку ей надолго не хватило, и она через пятнадцать минут снова открыла рот: — Вот ты тут сидишь, засыхаешь на своей работе, а Лиза с Андреем Петровичем с утра звонили, что не придут!
— Как это? — вскинулась я.
Ничего себе! Попробовала бы я не прийти!
— Тебе Даша ничего не сказала?
Я помотала головой.
— Вот глупая девчонка! Вечно у нее ветер в голове. Не придут они. Уехали куда-то в Покровск, по Лизиному делу.
Ага! Значит, Лизины дела мы решаем вместе, а Саша пусть тут мучается с Крашинским и «призраками» этой Дынды в одиночестве?
Теперь я уж вовсе не могла сосредоточиться на Крашинском!
Нажав на «выход», я выключила компьютер и стала собираться.
— А ты куда? — поинтересовалась Таисья Владимировна.
— Пойду выпью кофе, — ответила я. — Вы тут будете еще час?
— Конечно, — с готовностью кивнула Таисья Владимировна. — И правильно ты придумала… Иди, погуляй. А то с этой работой у тебя цвет лица зеленым стал… Весна на улице.
Не знаю уж, какая была связь весны с моим «зеленым» лицом, но я так расстроилась, что не стала задумываться над этим.
Я вышла на улицу и остановилась, соображая, куда же мне пройтись, чтобы хоть немного привести в порядок свои эмоции.
С появлением в лариковской жизни Лизы моя жизнь круто изменилась. Хотя Пенс говорит, что это — ревность, но с какой стати?
Просто эта Лиза привыкла ощущать себя королевой, вот и делается все возможное, чтобы остальные чувствовали себя всего лишь ее свитой!
Рука была бледная, с длинными ногтями, а Каллистратов все пытался закричать, только голоса у него не было. Поэтому он бессмысленно таращился на эту руку и разевал рот, как рыба, пытаясь выдавить из себя хоть капельку крика.
Рука тянулась к каллистратовскому горлу, и никаких сомнений по поводу того, что она намеревается сделать, у Каллистратова не было.
Задушить. Чертова рука хочет его задушить. Сейчас она подберется поближе к каллистратовской шее, которая теперь казалась Каллистратову ужасно тоненькой, как веточка ивы, и тогда…
Тогда эти ужасные длинные ногти вопьются в шею, как клыки вампира. Эти пальцы разорвут артерию, и оттуда хлынет кровь. Фонтан крови. Черт, в очередной раз помянул Каллистратов несомненного владельца этих ногтей-когтей, да ведь заорать бы надо!
Рука уже дотронулась до шеи. Прикосновение получилось нежным, и Каллистратов успокоился. Если прикосновение смерти такое ласковое, так и ладно, почему-то подумал Каллистратов и проснулся.
Рука с длинными изящными ногтями, выкрашенными по последней моде темным лаком, мирно покоилась на его шее.
— Ты кричал, — услышал Каллистратов голос Дины.
— Спасибо, что разбудила, — выдохнул Каллистратов. — Опять снятся кошмары.
— Сходи к Наталье, — посоветовала Дина. — Если тебя мучают ночные кошмары, значит, что-то в твоем прошлом не так. Надо решить эту проблему, Владик. Иначе…
Она не договорила. Он рывком поднялся на кровати. Одеяло сползло с плеч, обнажая его торс. Самый красивый торс города Тарасова…
Он самодовольно погладил ладонью четко вылепленные мускулы и зевнул.
— Сколько времени?
— Половина первого, — сообщила Дина.
— О боже! Я снова перебрал со сном! — застонал он. — Лишний сон — лишние килограммы!
— Я все не могу привыкнуть, что ты живешь по женской программе, — фыркнула Дина.