— Послушайте, Тамара Николаевна, а почему вам не обратиться в милицию? — спросила я.
— Да помилуйте, что я скажу? — всплеснула она руками. — Меня там на смех поднимут! Нет, в моей ситуации лучше частный сыск.
В тот момент история Тамары Дынды показалась мне забавной, странной, любопытной — но не более того.
Знай я, с какими страстями и трагедиями придется мне столкнуться, согласилась бы?
Не знаю. Может быть, нет. Но так уж получилось, что мне эта история показалась действительно простой, и я — согласилась.
— Послушай, я же не говорил тебе, что…
Он внезапно запнулся.
Римма посмотрела на него, ожидая продолжения. Впрочем, она и так знала, что он скажет.
Можно было это не слушать. «Я не говорил тебе, что все будет хорошо. Я не говорил тебе, что мы вечно будем вместе. Я не говорил тебе, что ты сможешь стать звездой экрана!»
Сейчас он смотрел в проем двери, и вид у него был какой-то ошпаренный. Ну, словно ему вдруг явилась Мойра. Дух смерти. Или фантом. Глаза вытаращены, а губы что-то пыхтят — то сложатся в трубочку, то, наоборот, раздвинутся в дикой улыбке.
— Что с тобой? — поинтересовалась она.
Он не ответил. Ну и рожа у него сейчас, подумала Римма, и почему-то ей стало весело. Словно тот факт, что у ее любовника такое вульгарное красное лицо, с песочным пятном поближе к виску, был таким уж радостным. Ах, Римма, тебе явно не хватает эстетического вкуса!
Интересно, что его так ужаснуло?
Она обернулась, надеясь увидеть по меньшей мере гангстеров с автоматами наперевес. Тогда ужас был бы объясним.
Но в дверях кафе стоял вполне интеллигентный мужчина лет около пятидесяти, и вид у него был вовсе не страшный, а совсем наоборот. Римме он показался куда более симпатичным, чем Прохоров с его ужасным родимым пятном. Впрочем, наверное, в нашей стране люди интеллигентного вида становятся такой же редкостью, как птеродактили, и способны напугать, подумала Римма.
Иначе никак не поймешь реакцию Прохорова.
Они встретились в этом кафе, дабы обсудить будущее, которого, как выяснилось, у Риммы не было и быть не могло, поскольку кинорежиссер Прохоров решил, что и лучше Риммочки женщины бывают, а в частности какая-то вульгарная гризетка из школы фотомоделей. Черт, и зачем она пять лет торчала в ГИТИСе? Надо было обучаться актерскому искусству где-нибудь на Тверской-Ямской!
Она пожала плечами.
— Прохоров, — обратилась она к виновнику ее незадавшейся судьбы. — Говори все, что ты хотел сказать, и давай прощаться. Время на тебя мне терять уже надоело. Чего ты хотел-то?
— А?
Он повернулся к сидящей на пластиковом стуле Римме с таким искренним изумлением, что ей показалось, будто ее присутствие здесь он расценивает как самое великое чудо.
— Прохоров, — начиная терять терпение, сказала Римма, — не делай вид, что меня тут быть не должно! Говори, зачем ты позвал меня в эту забегаловку, и давай по домам! Я прекрасно поняла, что у меня нет таланта в отличие от Люси Морозкиной и ты не можешь приказать своему давно засохшему сердцу меня любить! Я правильно выразила твои подлые мысли?
— Римма, зачем так?
Он сказал это тихо, как бы с укоризной.
Римме стало еще веселее.
— Ладно, Прохоров, давай прощаться. Целоваться с тобой я не буду — я и так слишком напряглась за предыдущий год, изображая сумасшедшую страсть к тебе! Пока!
Она поднялась со стула и пошла к выходу.
Мужчины в светлом плаще уже не было.
Она огляделась вокруг и недоуменно пожала плечами.
Странно все-таки, как будто этот мужчина и впрямь был призраком прохоровского прошлого! А уж в том, что у Прохорова прошлое было темным, Римма теперь не сомневалась!
Глава 2
В отличие от нашего «ценного приобретения» Даши, которая любила появиться утром и тут же исчезнуть, второе «ценное приобретение» любило появляться, когда ей «боженьки» на душу положат. И, появившись, она не спешила исчезнуть, делая вид, что грязи после ее предыдущего визита к нам наросло столько, что «боженьки ж мои»!
Сейчас Таисья Владимировна мужественно сражалась с маленькой пылинкой, невесть как сохранившейся после ее последнего марш-броска. Так как Таисья Владимировна была особой далеко не молчаливой, все мои потуги сосредоточиться на Крашинском были жалки и ни к чему не приводили.
В глубокой тоске я поглядывала на часы, которые показывали уже половину двенадцатого, потом на дверь, в тщетной надежде увидеть моего босса, но увы!