Они оба уселись на полу перед пылающим огнем и протянули к живительному теплу посиневшие от холода руки.
— А сколько дров еще осталось! — сказал довольный Ниссе.
— Когда они кончатся, я достану еще, — пообещал Бертиль. Он тоже был доволен.
— Нынче ночью я не замерзну, — радовался Ниссе.
— А что ты ешь? — спросил Бертиль немного погодя.
Ниссе покраснел.
— Да всего понемногу, — неуверенно ответил он. — Что удастся раздобыть.
— Ну что ты ел сегодня? — полюбопытствовал Бертиль.
— Сегодня-я… — протянул Ниссе. — Сегодня, по-моему, я ничего не ел.
— Но тогда ты голоден как волк! — воскликнул Бертиль.
— Да, — немного поколебавшись, ответил Ниссе. — Я страшно голоден.
— Что же ты, шляпа, сразу не сказал! Я сейчас принесу.
Ниссе чуть не задохнулся от радости.
— Если ты в самом деле раздобудешь мне что-нибудь поесть, я никогда этого не забуду!
Бертиль уже поднимался по лестнице. Он быстро-быстро произнес:
Он быстро-быстро помчался в кладовку, взял там маленький-премаленький ломтик сыра и маленький-премаленький ломтик хлеба. Потом намазал хлеб маслом, положил сверху фрикадельку и две изюминки. Все это он сложил рядом с крысиной норкой. Потом снова сделался маленьким.
— Ниссе, помоги мне перенести вниз еду! — крикнул он.
Ниссе уже стоял возле него и ждал.
Они отнесли все припасы вниз. Глаза Ниссе загорелись, словно звездочки. Бертиль тоже почувствовал, что голоден.
— Начнем с фрикадельки! — предложил он.
Фрикаделька была не меньше головы Ниссе. Они начали есть ее с двух сторон, чтобы посмотреть, кто быстрее дойдет до середины. Первым был Ниссе.
Потом они принялись за хлеб с сыром. Маленький-премаленький ломтик хлеба показался им таким большим, словно огромный каравай.
А сыр Ниссе решил припрятать.
— Понимаешь, я должен ежемесячно платить крысе коркой сыра. А не то меня просто вышвырнут отсюда.
— Это мы уладим, — успокоил его Бертиль. — Ешь сыр.
И они съели сыр, а после стали лакомиться изюминками.
Но Ниссе сказал, что половинку своей изюминки спрячет на утро.
— Когда я проснусь, у меня будет что пожевать, — объяснил он. — Я думаю лечь возле печки, там теплее.
Тут Бертиль как закричит:
— Придумал! Здорово придумал!
Випс! И он исчез. Его не было довольно долго. Вдруг Ниссе услышал его крик:
— Иди сюда, помоги мне спустить вниз кровать!
Ниссе помчался наверх. Там стоял Бертиль с самой хорошенькой на свете белой кроваткой. Он взял ее в старом кукольном шкафу сестренки Мэрты. Вообще-то там лежала крохотная куколка, но Ниссе кроватка была нужнее.
— Я захватил для тебя простынку и кусочек зеленой фланели, которую мама купила мне на новую пижаму. Будешь укрываться фланелью вместо одеяла.
— О! — произнес Ниссе и замолчал, не в силах произнести ни слова больше.
— И ночную рубашку куклы я тоже захватил с собой, — добавил Бертиль. — Ты ведь не против того, чтобы спать в кукольной ночной рубашке?
— Конечно нет, — прошептал Ниссе.
— Знаешь, у девчонок сколько разных одежек бывает, — словно извиняясь, сказал Бертиль.
— Зато в такой рубашке тепло, — возразил ему Ниссе и погладил рукой кукольную ночную рубашку. — Я никогда еще не спал в настоящей кровати, — сказал он, — так и хочется сразу же пойти и лечь.
— Давай ложись, — согласился Бертиль. — Мне все равно пора наверх. Того и гляди, придут мама с папой.
Ниссе быстро скинул с себя одежду, напялил кукольную ночную рубашку, прыгнул в постель, укутался простынкой и натянул на себя фланелевое одеяльце.
— О, я совсем сыт, — повторил он. — И мне очень тепло. И я ужасно хочу спать.
— Тогда привет! — сказал Бертиль. — Я вернусь утром.
Но Ниссе уже ничего не слышал. Он спал.
…Назавтра Бертиль не мог дождаться, пока мама с папой уйдут. И чего они там копаются! Обычно Бертиль с грустным видом прощался с ними в прихожей. Но сегодня все было иначе. Не успела в прихожей захлопнуться за ними дверь, как он залез под кровать и спустился к Ниссе.
Ниссе уже встал и затопил печь.
— Это ничего, что я жгу дрова? — спросил он Бертиля.
— Ясное дело, ничего, можешь топить сколько хочешь, — ответил Бертиль.
И оглядел комнатку.
— Знаешь, здесь надо убрать, — предложил он.
— Да, не помешает, — согласился Ниссе. — Пол такой грязный, словно его никогда не мыли.