– Птицы зимой умирают. – Карамель смирился с необходимостью разжевывать этому глупому взрослому очевидное. – Воробьи, голуби. Зимой холодно, и они еду найти не могут. А крошки – это еда. Они покушают и не умрут.
Эаль перевел взгляд на блюдце, ощущая жгучее разочарование. А он ведь уже продумал столько теорий, что это такое подношение каким-то идолам!
Действительно, порой реальность ошеломительно простая и скучная, как постная лепешка во время лечебной диеты.
Вот только...
В Отделе птиц не было. Ни единого голубя, ни одного воробья. Даже захудалой вороны и то не водилось.
Ерк открыл было рот, чтобы сообщить об этом детям, но наткнулся на серьезный взгляд старшенького.
– Но у нас... Знаешь, это хорошее занятие – оставлять птицам зимой еду. Тогда весной у них будут силы на пение. Ты молодец.
Птицы покушают и не умрут. Все логично.
Карамель медленно кивнул, и отряхнув кофту, медленно двинулся обратно к крыльцу, прижимая к себе младшего брата.
– Твой близнец... Это он находится в реанимации? – Спросил Ерк, когда мелкие прошли мимо него по ступенькам.
Уже ухватившись за толстую, высоко расположенную для ребенка ручку, лае замер. Потом дернул, приоткрывая дверь и пропуская первым брата.
– Иди. Я сейчас тебя догоню. – Пообещал Карамель тихо младшенькому, и только потом повернулся к эалю лицом.
На крыльце повисла на минуту неприятная тишина. Ерку никогда не доводилось встречать настолько не по годам взрослых детей, и теперь он смотрел в серые глаза маленького крылатого.
– Если я скоро не вернусь, Дарелин будет волноваться. – Не пригрозил, а просто предупредил детеныш.
Эаль кивнул, разрывая зрительный контакт и принимая предупреждение. Да, получится нехорошо, если Дарелин начнет переживать за одного из своих детей.
Своих приемных детей.
Лучше не давать лиру поводов для волнения.
– Это твой близнец болеет? – Повторил свой вопрос Ерк.
– Да. – Карамель сложил тощие ручки на груди. Получилось не так впечатляюще, как могло бы быть – длинные широкие рукава кофты мешали выглядеть внушительно. – Вы ведь думаете, что я ношу крошки богам и духам для того, чтобы отогнать беду от моего брата. Я прав?
– Прав.
– Вы глупости думаете. – Шмыгнув носом, припечатал ребенок. – Богов не бывает. Они бы не допустили всего, что произошло... И я знаю, что тут нет птиц.
– Тогда почему ты носишь крошки?
Карамель обернулся, словно боялся, что из окон второго этажа проглядывался этот кусочек крыльца.
– Для них. Папа... Дарелин нервничает, когда мои братья начинают плакать. А так они ждут, когда прилетят птицы, и... – Детеныш снова шмыгнул носом, и не стал заканчивать фразу. – Не говорите им.
– Не скажу. – Пообещал Ерк.
– И мой брат не умрет. – Твердо произнес Карамель, и потер глаза кулачками. – Я его слышу, и он... Зефир сильный, он намного лучше меня. Он меня исцелил в приюте, и поэтому заболел. Дядя Вольф что-то говорил про энергопотоки и их разрушение, но Зефир поправится.
Эаль осторожно поднялся с перил, на которых сидел боком, балансируя хвостом, и присел на корточки перед ребенком, который старательно пытался не разрыдаться.
Действительно, удивительные дети. В восемь – или ему почти девять? – умудриться исцелить собственного брата...
– Пока ты слышишь своего близнеца, он не умрет. – Уверенно заметил Ерк. – А теперь иди к Дарелину. Он волноваться будет, что ты долго не приходишь.
Потерев глаза еще раз, детеныш развернулся и ухватился за дверную ручку.
Посмотрев на окна второго этажа, эаль развернулся к кустику.
Целое блюдце крошек.
Птицы покушают и не умрут зимой.
Карм нашел блюдце опустевшим. Несколько крошек лежало на земле, рядом с тоненькими отпечатанными следами птичьих лапок и полупрозрачным перышком. Его лае и принес братьям.
– Это был воробей! – Восторженно заявил Серфин, когда подошла его очередь трогать перышко.
– Нет, голубь! – Запротестовал Ил, пряча руки за спину. Ему тоже хотелось погладить «дар» птички, но нужно было подождать.
– Воробей!
– Грач... – Мечтательно прошептал Марек, и Елька с ним молча согласился.
Ирин пока знал лишь воробьев и сов, и выбрать, кто же прилетел за крошками, никак не мог.
Карамель, подтянув к окну стул и встав на него, выглянул на улицу.
На крыльце никого не было.
</p>