Какую бы форму он не принимал, в движениях всегда скользила плавность и сила хищника.
— Здравствуй… те. Вы великолепно выглядите.
Тим усилием воли проглотил слово «хозяин», которое часто произносил Чага.
— Ты скучал? — проговорило чудовище с ленивым любопытством.
Затрясло, как от враз накатившей ломки. Интерком окончательно взбесился, запищал, яростно замигал красным. Под взглядом изоморфа Чага мог говорить только правду, поэтому Тим несколько раз судорожно кивнул. Чага думал, что сдохнет без Хозяина, стремился вернуться, очнувшись после спасательной капсулы. Вот только Тим подавил порывы.
— Я знал это, зверушка.
Ирт коснулся горячими пальцами его щеки и на мгновение задумался.
— На земном наречии зверушка и Чага — очень точные слова по отношении к тебе, правда?
Губы медленно разошлись, обнажая белоснежные клыки. Оставалось только кивнуть. Чага — грибная плесень на дереве, никак не могла называться на Земле зверушкой. Но для изоморфа — могла. Ирт вытащил это слово вместе с другими прямиком из разума Тима. Но понимал и использовал его как житель Орфорта. Так использовал и самого плененного землянина.
— И еще знал, что ты мучаешься. Поэтому и приехал. Понимаешь, как о тебе беспокоюсь?
Дыхание изоморфа обжигало висок.
— Да, понимаю.
— Нам же не нужно твое силовое поле?
— Нет, не нужно.
Слова Чаги. Причины прихода сюда тонули в жажде. Тело и кровь требовали почти забытой дозы.
— Пожалуйста, пожалуйста…
— Если ты просишь… Но не будем портить твой бравый наряд. На Земле одежда значит слишком много.
Ирт обвил шею ветвью, покрывая кожу от коротко стриженных волос до пропотевшего ворота кителя. Тим перестал видеть зелень вокруг, чувствовать хоть что-то, кроме конечности изоморфа, что разрасталась на спине под одеждой. Потом эти ощущения погасли от ледяного укуса в рот.
Боль вспыхнула и побежала по телу электрическими разрядами. Тысячи крошечных, невидимых глазом ростков прорвали кожу и потянулись вдоль позвоночника. А от прокушенного рта — к полыхающей шее и плечам. Хозяин легко проходил сквозь человеческую плоть, наполняя безумной болью и эйфорией. Почти невыносимым восторгом. Бродил среди сосудов и вен. Ростками в крови. Кожа лопалась радостно, будто воздушными пузырьками. Ощущение непереносимого, смертельного восторга захлестывало сознание. Его несло в пространство восхотительной боли, на грань распада. Все ближе к тому, чтобы взорваться, разлететься по космосу мельчайшими обезумевшими электронами. Умереть, наконец…
Тим даже не почувствовал, когда его выдернули из жгучих ветвей Ирта Флаа. Очнулся от того, что по израненному телу что-то двигалось. Попытался сесть, не получилось. Опустил глаза и увидел сквозь муть самого себя, неприглядно распластанного на операционном столе. Ткань мундира разрезана, по кровоточащей коже на множестве тонких и гибких конечностей ползает хирургический манипулятор.
— Не нужно! — прохрипел Тим, смахивая устройство.
Возникло сначала чье-то незнакомое лицо, а за ним всплыла белая от ярости рожа Ларского.
— Сдурел, капитан?! У тебя из пор кожи сочится кровь, нужно клеить!
Вот так, стоит увидеть кого-то мясом наружу, как обращение на «ты» происходит естественно и непринужденно.
— Я не хочу, — усмехнулся Тим.
Решительно перевалился на бок и попытался скатиться с чертового операционного стола. Никто не имел права его заставить лечиться, если не было непосредственной угрозы жизни, но даже и в этом случае закон был на его стороне. К тому же он получил то, что сам попросил. Удовлетворенной жертве насилия медицинская помощь не положена.
— Долбаные самоубийцы, искатели острых ощущений! — в бешенстве выплюнул Ларский. — Не мог найти способ попроще, Граув?! Большинство заскучавших на этой планете удовлетворяется обычной поножовщиной.
— Вы же хотели от меня доказательств, генерал-майор? Вы их получили. А теперь идите в пределы со своим пафосом.
Тим, пытался собрать на груди заляпанный кровью китель и удержаться от качки на слабых ногах. Болел каждый миллиметр истерзанного тела, голова кружилась, но мир воспринимался так остро, так пьяняще отчетливо. С привкусом сладостной безотчетной тоски. Привычная отрава в крови.
— Значит, это и было доказательство? — прищурился Ларский.
— Да. И вы знаете это.
Сейчас следователь выглядел иначе. Никакой расслабленности. Застегнут на все пуговицы, собран и зол. Явно не понравилось то, что произошло, и он не ожидал этого. Может, попросить глоток коньяка? Нет, теперь вряд ли поймет правильно.