Выбрать главу

Аркаша успела заметить Грегори, Лакриссу, Джадина и Константина прежде, чем ее потащили в противоположную сторону.

— Доктор! Доктор! — не унимался Роксан, подкрепляя вопли жалостливым хлюпаньем носа.

Выглянув из-за его плеча, Аркаша узрела пенек, который совсем недавно использовался Немезийским в качестве пьедестала для демонстрации ораторского искусства. Ныне пенек занимал маленький живой клубочек, который при внимательном рассмотрении оказался Викторией. Феечка сидела на нем, накрепко прижав колени к груди и обхватив их руками. На голову она натянула капюшон, и взгляд, кинутый из-под краев желтой ткани и копны синих волос, был наполнен тоской.

— Я вовсе не доктор, — устало отозвалась Виктория и прижала лицо к коленям, вновь обращаясь в ярко-желтую чуть дрожащую сферу.

— Доктор! Ну, пожалуйста! Зефиринке нужна помощь!

— Зефиринке? — Феечка подняла голову и недоуменно нахмурилась.

Пришлось поднапрячься, но Аркаша все же подтянула свое тело и вяло махнула Виктории рукой из-за плеча Роксана.

— Аркаша! — Феечка в один миг скатилась с пенька. — Что с тобой? Это несносец? Он тебя догнал?! Прости нас!

— Тень-ко-о-о-о-о-о-о-о-о-овская!

Кто-то сдернул Аркашу со спины дикого кота и сжал в объятиях.

— Ты ж псих, как ни крути! Я уж было решила, хана тебе! Ты ж не возвращалась так долго! — Лакрисса, обнимая Аркашу, крутила ее из стороны в сторону. — Но большая башка Джадин оказался башковитым и сказал, что ты так просто коньки не отбросишь, потому что живучая как таракан! А ты и правда таракан!!!

— Это все, что ты хочешь мне сказать? — прохрипела Аркаша, очень надеясь, что ее хрип передает весь уровень ее возмущения.

— Могу еще в любви признаться. — Лакрисса оторвала девушку от себя и похлопала ее по плечам. — Только стесняюся жуть как. Но для тебя сделаю исключение.

— Да ну? — Грегори отпихнул Лакриссу в сторону. — Если ты стесняшка, то я прима-балерина.

— Кэп в пачке и пуантах, — подошедший Джадин предался мучительным размышлениям. — Это пугает.

— Цыц, запрещаю даже воображать это. — Староста приблизился к Аркаше. — Как серьезно ты ранена? Учти, от твоего ответа будет зависеть, насколько мучительно я буду убивать моего первого помощника.

— А как же жалость, гуманность, любовь к котикам? — заныла Лакрисса.

— При чем тут любовь к котикам? — Грегори сердито глянул на нее через плечо.

— Ну как же. Общение с котиками благоприятно влияет на настроение, способствует успокоению и повышает тонус. А так как я все еще храню веру в вынесении оправдательного приговора в отношении меня, то предлагаю вот что. — Лакрисса поманила пальцем Роксана. Тот с подозрением прищурился, но все же подошел. Девушка тут же ухватила его за воротник и потянула вниз, заставляя дикого кота наклониться. — Давай, Грегори, почеши Котейку за ухом!

Грегори мрачно покосился на подставленную золотистую голову, затем, помрачнев еще больше, взглянул на Лакриссу.

— Мне безумно хочется приправить мой вопрос нецензурными высказываниями, но все же упрощу эмоциональную составляющую и спрошу: ЧТО?!

— Давай, не стесняйся! — Сияющая Лакрисса потрясла Роксана за шею и еще больше надавила на затылок, не давая дикому коту разогнуться. — Гарантирую, приласкаешь котика, почувствуешь себя лучше. И у тебя пропадет желание меня убивать.

— Из-за тебя мой игрок-новичок едва не загнулся, хотя всего-то и нужно было, что следовать правилам и не переходить по бревну на другую сторону, — горячился Грегори. — В связи с этим вряд ли мое желание душегубствовать так просто сойдет на нет.

— А ты попробуй! — Лакрисса, бодро улыбаясь, указала пальцем на кошачьи уши Роксана. — Погладь, сразу подобреешь.

— Вы там чего со мной делать удумали? — Запаниковал Роксан. — Только уши не теребите! Это очень интимный момент!

— А ну ласкай! — Лакрисса, с маниакальным упорством жаждавшая увести от себя гнев старосты, вошла в раж.

— У меня стойкое ощущение, что у этой сцены должно быть какое-то возрастное ограничение, — спокойно заметил Константин, наблюдая за всем буйством.

На поляне стало шумновато, но всю эмоциональную гамму тут же перекрыло насмешливое фырканье. На краю поляны стоял староста Фомальгаута Флориан Руфус. Сморщенный нос и скривившиеся линии губ давали четкое представление об эмоциях, которые испытывал староста. И брезгливость явно выплывала на первый план.

— Я думал, ты уже ушел со своими, Флориан. — Грегори вмиг посерьезнел. — Всех, кто нуждался в помощи, вытащили. Некоторых ребят Немезийский повел в медпункт, но твоих среди них не было. Только мои оболтусы. Еще профессор просил передать, что, возможно, стиль будущих занятий несколько изменится, хотя и данный формат раньше получал одобрение от директора.