Одна, одиночка, скиталец печальный,
Никому не нужна — мысли полны страданий,
Всегда убегать и не плакать в отчаянии...
Ледяные струи обжигали кожу, затмевая яркостью ощущений саднящую боль. Аркаша рассеянно осмотрела руки, насчитав с десяток новых мелких синяков. Локти же представляли собой столь плачевное зрелище, что их насыщенную синеву она решила попросту игнорировать. Еще один день в таком режиме, и ее тело вряд ли склеит даже магия феечки Виктории.
Усевшись на край ванны, Аркаша, облаченная в одно лишь нижнее белье, подняла ноги и согнула их в коленях, притянув к груди. Затем снова вытянула, удерживая на весу, и опять согнула. Странно, но после убийственной пробежки с Пятнашкой она не чувствовала особой усталости. С полсотни прыжков и пара литров пота — футболку хоть выжимай, — а она все еще была в состоянии ходить. Аркаша не умела тешить себя бесполезными иллюзиями, поэтому терпеливо ожидала, когда ее тело осознает, что полностью истощено, и соизволит рухнуть на пол полумертвым бревнышком. Девушке очень хотелось, чтобы это случилось как можно скорее. Лучше уж тут, в комнате, чем на глазах таких, как Момо, Ваниль или Нариса. Хватит с нее унижений.
Однако упрямое тело сдавать позиции не собиралось, поэтому Аркаша нехотя принялась собираться на следующую пару.
После обеда она чуть менее деликатно, чем могла бы, распрощалась с Анис, чьи бесконечные вопросы о ее самочувствие, повторяющиеся каждые тридцать секунд, вызывали у нее сильное желание дать деру — прям как от Пятнашки. Аркаша устала уверять девушку-жабоньку, что «ее ничего» осталось все таким же ничего и вряд ли изменится в ближайшие пару часов. Но Анис, похоже, внушила себе, что Теньковская вот-вот свалится замертво, а потому прыгала вокруг нее взволнованной курочкой и что-то сочувственно «кудахтала».
Чувствуя себя желейным человечком, пробирающимся сквозь мусс, Аркаша, покачиваясь, добралась до общежития, воровато осмотрелась и выудила из глубин раскидистого куста спрятанную фетровую шляпу Маккина. Затолкав волосы под шляпу, Аркаша двинулась в сторону входа в мужское общежитие Сириуса. Маскировка была так себе, но шум пока никто не поднял, а значит, для начала сойдет.
Комната встретила девушку удручающей тишиной. Деятельный Гуча куда-то ускакал, а Маккин так до сих и не вернулся. Причин не верить словам директора у Аркаши не было. Но если русала не исключили, тогда где его носит?!
Спасительная шляпа была водружена на ручку-белку шкафа, блейзер полетел на заправленную кровать, утренняя футболка Маккина была скомкана и брошена в углу ванной комнаты.
— Надо бы устроить постирушки. — Продолжая бормотать себе под нос что-то несвязное, Аркаша залезла в ледяной душ.
Жестокие укусы холода вывели ее из полусонной прострации. Там, в столовой, собственная активность и последующий спад сил ничуть не удивили Аркашу. Она частенько впадала в это состояние, когда приходилось от кого-нибудь убегать. Богатый опыт прогулок по ночам, приобретенный благодаря неугомонной тете Оле, и парочка ночных столкновений с патрульными службами отточили ее реакцию до режущей остроты, а ловкость вывели на уровень паранойи дикого зверька, чьи хилость и слабость среди хищников отводили ему ограниченный список ролей: жертва, добыча, игрушка.
Прострация же сопровождала полную сосредоточенность, удержать которую в критические моменты было намного утомительнее, чем сохранить скорость при беге.
Аркаша оттолкнулась ладонями от края ванны и выпрямилась в полный рост, прислушиваясь к ощущениям в мышцах и едва слышимому хрусту костей. Как бы ни идеален был ее бег, она и подумать не могла, что сможет сравняться в скорости с вервольфом. Это вам не от людей в форме или от хулиганов улепетывать. Здесь в ходу была звериная мощь.
— Быстрее, чем обычно. — Аркаша провела кончиками пальцев по синякам на локтях и поморщилась, почувствовав отклик возмущенного таким обращением тела. Все-таки не следует больше на полном ходу врезаться в стены. — Сегодня я бежала намного быстрее.
Больно, страшно, непонятно. И снова не с кем поделиться.
Аркаша взяла с полки украшенный ракушкой фигурный гребень, соседствующий с умывальными принадлежностями, любезно предоставленными университетом. Гребень же принадлежал Маккину, и Аркаша, уныло сопя и расчесывая мокрые волосы, сердито приговаривала:
— Давай возвращайся уже, Макки. А то смотри, всю расческу тебе волосами загажу! Будут мои волосы свисать да колыхаться как дистрофичные черви. Фу, гадость же? Ну не мерзко, а, Макки? Приходи, а то весь гребень тебе уделаю!