— Что чувствуешь?
— Кроме желания воплотить в реальность пинательный рефлекс?
— И все? — Лакрисса нахмурилась.
— А когда смотришь на меня? — Роксан с надеждой заглянул в лицо девушке.
— Кроме желания лягаться и бить по сокровенному?
— Не подействовало, — заключил Данил. — Ты напортачила, Лакрисса.
— Да ни черта! Я в зельях разбираюсь лучше, чем в лаках и прочих фиксаторах! Давайте-ка дубль два. — И девушка вновь брызнула зельем в Аркашино лицо.
— Эй, полегче с ней, Лакрисса. — Данил ослабил хватку, позволяя кашляющей Аркаше согнуться, и похлопал ее по спине.
— Ничего не поделаешь. Отсутствие у нее реакции — как удар по моему самолюбию. — Лакрисса обиженно надула щеки.
Дождавшись, пока «жертва эксперимента» перестанет захлебываться кашлем, она вновь поинтересовалась:
— Что чувствуешь, глядя на Линси?
— Ничего я не чувств!.. кхе-кхе...
— Дай-ка мне. — Роксан отпихнул в сторону Лакриссу. Мягко коснувшись пальцами виска Аркаши, он положил обжигающую ладонь на ее щеку, а вторую — на ее шею, огладил большим пальцем ее подбородок и, резко приблизившись, накрыл ее губы своими.
Откуда-то издалека донеслось оханье Маруси, изумленно ойкнула Лакрисса, участившееся дыхание Данила согрело затылок.
Суховато. И... затянуто. Внутренняя сторона губ под давлением неприятно потерлась о зубы. Аркаша угрюмо наблюдала, как всего в паре сантиметров от нее трепещут длинные ресницы юноши, как покачиваются тонкие золотистые локоны челки, как подрагивают веки томно прикрытых глаз. Через все сознание меланхолично проплыла мысль, что продолжай она пользоваться помадой и в университете, дикий кот бы обзавелся яркой клоунской раскраской вокруг рта.
Наконец отстранившись, Роксан облизнулся, словно только что схомячил пару сладких зефирок. Ну или одну.
— Как бы... это было лишним. — Лакрисса со смущенным видом почесала щеку ребристой крышкой пульверизатора. — Зелье вообще-то не от поцелуя действует. Данил, челюсть подбери.
— Это для большей эффективности. — Роксан хотел вновь коснуться щеки Аркаши, но та отшатнулась, врезавшись затылком в подбородок Данила.
В глазах дикого кота сверкнули искорки разочарования, а кошачьи уши печально поникли.
— Насчет эффективности что-то сомнительно. — Лакрисса приподняла бровь. — Не вижу проявления пылких чувств.
— Но я очень пылко ее поцело…
— Да не от тебя, котейка. От нее! — Первый помощник старосты ткнула в Аркашу пальцем с уверенностью государственного обвинителя, убеждающего суд в виновности подсудимого. — Испробовала мое чудеснейшее зелье целых два раза! И ни в одном глазу!
Аркаша тоскливо покосилась на дверь. Если подумать, то потерянно бродить по лабиринтам университетских громадин было не так уж и плохо.
— Мне ее уже отпустить? — Данил неуверенно поводил плечами. Вообще-то он уже итак перестал держать Аркашу, а спросил чисто для проформы.
— Погодь отпускать. Может, для закрепления еще порцию? — Лакрисса с утроенной силой встряхнула емкость с адской жидкостью.
— А тут и закреплять нечего. — Данил окончательно покинул личное пространство Аркаши. — Результатов все равно ноль.
— Да я ас по части варки зелий! Чтоб напортачить с составом — да ни в жизнь!
— Никто не идеален и уж точно никто не застрахован от ошибок, — философски изрек Данил.
— А что это хоть было? — Аркаша стерла с подбородка оставшиеся капли. Сердиться на второкурсников можно было сколько угодно, но все же следовала сначала узнать, чем ее пичкали.
— Любовное зелье, — бесстрастно ответила за всех Маруся. — Опечалила ты карасика, лакричная палочка. Гляди, как пригорюнился.
На Роксана и правда было больно смотреть. «Венец страдания» или «вселенская печаль» — достойные названия для разыгрываемой сцены. Легкий румянец, хрустальные слезинки, повисшие на кончиках ресниц, подрагивающие губы, сами собой взлохматившиеся волосы — ни дать ни взять игрушечная лапочка, которую срочно нужно обнять.
— Зефиринка не влюбилась в меня, — прохныкал он с такими пронзительно жалостливыми интонациями, что Аркашина совесть лениво завозилась где-то глубоко внутри, решая, стоит ли проявить себя или продолжить и дальше сладко подремывать.
— Не плакай, карасик, — просюсюкала Маруся, из солидарности тоже начиная издавать хныкающее звуки. — Я б тебя и без зелья пожмякала. Давай поцелумкую.
— Не Марусь, не надо. — Предложение мгновенно отрезвило Роксана. Он опасливо отодвинулся от преподавательского стола, смахивая подзадержавшиеся на щеках слезинки.
У Лакриссы стенания дикого кота жалость не вызвали. Ее мучил лишь один вопрос: