— Плачь! — Гуча боднул Аркашу головой. — Поплачь хотя бы сейчас! Выплесни все то, что накопилось за эти годы.
— Но это бессмысленно. Слезы бессмысленны. Тем более бессмысленно плакать о том, что уже позади.
— Хватит держать в голове слова Ольги Захаровой! Прекрати подчиняться ее запретам! Будь честной сама с собой! И скажи прямо сейчас, чего ты хочешь!
Аркаша отпрянула и стукнулась спиной о скамью. Ее губы и руки затряслись.
— Говори! — настаивал Гуча. — Плачь! Говори! Плачь! Давай же!
— Я...
— Ольга Захарова для тебя все еще здесь, с тобой. Ты держишь ее при себе, хотя и твердишь обратное. Говори!
— Я... нет...
— Говори!!!
Аркаша встрепенулась и столкнула Гучу со своих колен. Быстро поднявшись на ноги, она дико заозиралась, а затем, будто только что заметив скамейку, со всего размаха пнула ее.
— Я не знаю, что мне делать! — взвизгнула Аркаша, вцепляясь в собственные волосы и снова падая на колени. — Что мне делать без тети Оли? Почему она не пришла за мной?! Мне было так страшно! — Первая слезинка прокатилась по бледной щеке. — Страшно! Как мне жить без нее?! Как?! Где я?! Чего хочу?! Раньше я знала, чего хочу, потому что хотела только одного! Что делать?.. Страшно... мне очень страшно... я боюсь, тетя Оля, боюсь... что же мне делать.
Слезы хлынули с силой водного потока, путь которому много столетий перекрывала ненавистная дамба. Аркаша плакала навзрыд, задыхаясь, хрипло вопя и впиваясь ногтями в траву. Глаза утратили способность видеть, разум опустел, щеки горели, горло исторгало воистину звериные крики.
— Не знаю... не знаю... — всхлипывала она. — Не знаю... что делать.
Что-то пушистое коснулось ее уха. Вздрогнув, Аркаша с силой прижала к себе Гучу и зарылась лицом в густоту его шерсти. Слезы текли, не переставая.
— Плачь, — ласково прошептал Гуча, уткнувшись носом в ее шею. — Это хорошо. Это нормально. Плачь столько, сколько хочешь. Теперь никто не запретит тебе делать это.
Наверное, это продолжалось не одно столетие — так показалось обессилившей от слез Аркаше. Весь свой запас, все, что таилось внутри, наконец-то прорвалось наружу. И она стала легкой. Разум обратился пустой чашей, а сама она стала воздушным шариком. Парящей и невесомой.
— Эй, Аркаш, мы, конечно, еще с тобой плохо друг друга знаем, но я буду очень стараться. — Гуча аккуратно завозился в ее объятиях. — И поддержу тебя во всем. Во всех твоих начинаниях. Так что, давай, просто начни.
Аркаша шмыгнула носом.
— Спа... спасибо.
— И разрешаю вытереть об меня сопли, — торжественно провозгласил Гуча, и Аркаша глухо кашлянула в его черно-белую шерстку. — Получше стало?
Девушка неуверенно кивнула.
— И мне. — Гуча облегченно вздохнул. — Прости, что не могу обнять тебя, но ты можешь меня тискать, когда пожелаешь.
Всхлипнув в последний раз, Аркаша закивала, задевая лбом шерстку на голове зверька.
— Вот и ладушки. Хочешь еще воздухом подышать? Одна побыть?
Снова кивок.
Гуча, махнув хвостом, потрусил по дорожке.
— Не дрейфь, доча, со всем справимся. Мы же вместе!
Аркаша проследила за тем, как черно-белый хвост Гучи скрылся за поворотом, а затем медленно поднялась. Огляделась и направилась в сторону белокаменного коридора. С остервенением вытирая рукавом остатки слез, Аркаша шагнула под крышу строения.
Заметив слева какое-то движение, девушка отпрянула, уворачиваясь от предполагаемой атаки.
— Какая-то ты дерганная, Шмакодявка.
У самой стены, прислонившись спиной к колонне, стоял Ровен. Его волосы были собраны в маленький хвостик на затылке. Он был в бордовой футболке и спортивных брюках. Ткань футболки прилипла к груди, обозначая влажные пятна. На шее демона висели наушники, а подошва кроссовок, что были на нем, идеально подходила для бега.
Бег. Значит, Момо тоже не пренебрегает утренней пробежкой.
Вот же угораздило на него наткнуться! С другой стороны, вполне возможно, что это его обычный маршрут, ведь сама Аркаша впервые оказалась в этой части Блэкджека.
Насмешливо улыбнувшись, юноша откинул голову на каменную поверхность, приняв одну из демонстративно расслабленных поз. Убрать колонну-опору, наклонить голову в сторону и можно подумать, что демон, лениво щурясь, возлеживает на мягчайшем из лож.