— Веришь ты мне или не веришь, ведьма, мне фиолетово. — Нариса дернул плечами, подтверждая свое безразличие к мнению Ваниль.
Самые неприятные личности Блэк-джека. И Аркаша снова на них напоролась. А вокруг уже начала собираться привлеченная шумом толпа. И ни одного знакомого лица.
— Какой грубый цветик, — усмехнулась Ваниль. — Ну а ты, мымренция, доиграешься, так и знай. Отлепись от моего принца, страхолюдина, и вали к своей рыбехе!
— Ого-ого-го, — Нариса присвистнул. — Сцена ревности? Ты прям как ребенок, ведьма. Принцы, пуфики, сопли.
— Замолкни, цветастый фей. — Ваниль чуть передвинулась, чтобы стоящая перед ней Аркаша не помешала ей кинуть полный презрения взгляд на ухмыляющегося фейри. — А то ж я пожертвую маникюром, чтоб выдернуть розочки из твоих лохм.
— Миру мир. — Нариса заулыбался еще фальшивее. — Фомальгауту с Мимозой проблемы не нужны, чес-с-слово. Руфус отгрызет мне ухо, если Цельный будет расстраиваться из-за своих подопечных. Злить Александра — это привилегия Флориана, так что, ведьмочка, будь пай-злючкой и давай не будем расстраивать наших старост.
— Мне на тебя вообще плевать, цветик. — Ваниль хищно покосилась на Аркашу. — Тут у меня кое-кто поинтереснее есть. — Она подняла обе руки. На ее мизинцах красовались полосатые колечки, испускающие слабый свет.
Аркаша видела, как беззвучно двигаются губы Ваниль, произнося какие-то слова.
— Осторожно, мымренция. — Ваниль сладко улыбнулась и указала на что-то, находящееся над головой Аркаши. Над ней парило с десяток пластиковых бутылок, наполненных водой. — Левитирующие бутыли!
В толпе восторженно вскрикнули, когда бутылки внезапно взорвались, и на Аркашу обрушилось все их содержимое.
— В десяточку! — Нариса, хохоча как безумный, схватился за живот. — Только, ведьма, ты забыла, что в Блэк-джеке в качестве проводника магии нельзя использовать предметы. Только свое тело.
— Уж я-то знаю, как пользоваться своим телом. — Ужасно довольная Ваниль подула на колечки и, томно прищурившись, поправила белую майку, по степени откровенности подходящую скорее для ночного клуба, нежели для занятий спортом. — А мымренция радоваться должна. Ей же нравятся русалы, значит, и вода пришлась по вкусу.
Ваниль противно расхохоталась, тыкая в Аркашу пальцем. Возбужденная конфликтом толпа вторила ей разномастным хихиканьем.
Вода стекала по волосам, капли срывались с рыжих кончиков и устремлялись к земле. На физподготовку Аркаша не надела кофту, отчасти потому что понадеялась на тепло выглянувшего из-за туч солнца, отчасти потому что не хотела еще больше портить одежду Луми своим беспардонным использованием. И теперь насквозь промокшая футболка противно облепляла кожу, а атаки холода вмиг усилились в разы.
Холодно. Со всех сторон доносится смех и мерзкое похрюкивание.
Унижение имело вкус прелой соломы. Нечто осушающее было на языке, что-то кислое — на внутренних стенках щек. Слюна и сухость. Обида и страх.
Аркаша подняла голову, чувствуя, как влажные волосы отлипают от кожи и тяжело скользят по лицу, цепляясь за подбородок, нос, веки. Сквозь щель, появившуюся между намокшими локонами, она взглянула вверх — над головами издевательски смеющихся существ вокруг.
На вершине склона стояла чарбольная команда Сириуса. Грегори удерживал неистово размахивающего руками Роксана и рвущегося вперед Луми. Староста упирался ладонями в грудь каждого из парней, не давая им ринуться вниз, и что-то втолковывал. Дикого кота убеждения старосты сердили — он даже подпрыгивал от возмущения. Аркаша, наверное, могла бы представить, что именно говорит своим подопечным благоразумный капитан команды, не позволяя им вмешиваться в конфликт.
Рядом с ними стояла Шаньян. Она, в отличие от юношей, вела себя спокойно: меланхолично крутила в руках ручку раскрытого черного зонтика. За черной вдовой чуть поодаль Аркаша заметила Момо. Он не двигался, а просто смотрел в ее сторону. Какое выражение было на его лице?
Аркаша перевела взгляд на толпу перед ней. За спинами студентов у основания склона застыл Джадин. Видимо, он собирался подняться на вершину, но, привлеченный шумом, остановился. А вот его лицо девушка видела вполне отчетливо. Раздражение и презрение. Верно, он ведь не любил слабаков.
Грегори, похоже, добился своего и сумел уговорить Роксана и Луми не вмешиваться, потому что парни остались на месте, а староста спускался в полном одиночестве.
Вот, значит, как это будет? Староста Сириуса пресечет травлю одного из своих подопечных? Может, он и не желал этого. Может, ему претило тратить время на решение чужих проблем. Но он обязан был это сделать в силу своего положения. Как бы ни лоялен был староста, проблемные личности наверняка раздражали даже его. Получается, теперь она тоже будет его раздражать?