– Прими мои самые искренние, – негромко и печально произнес Иван Михайлович.
– Спасибо, дорогой. – Маргеладзе налил из бутылки боржоми, выпил. – Ты настоящий друг.
– Как думаешь, кто отчаялся на такую мерзость?
– Не думаю, а знаю.
– Кто же?
– Сволочь.
– Это понятно. Конкретно, кто?
– Можно я пока что не буду распространяться на эту тему. Когда окончательно пойму, скажу. И может, даже попрошу помощи.
– Всегда к твоим услугам… – Куликов подошел к столу, снял звонящий «кремлевский» телефон. – О, здравствуйте, Дмитрий Савельевич! Рад слышать. Да, да, помню. В шестнадцать я у вас. Нет, не забыл. До встречи… – Положил трубку, объяснил гостю: – Из Администрации Президента. В шестнадцать встреча. – Снова сделал скорбное лицо, покачал головой. – Жаль парня. Классный был, настоящий.
– Вот и надо похоронить его классно, по-настоящему.
– Кто мешает?
– Один только человек мешает.
– Кто?
– Ты, дорогой. Нужна твоя резолюция на наш городской пантеон.
Иван Михайлович подумал, отрицательно покачал головой.
– Это практически невозможно.
– Хорошо. Невозможно практически, а ты сделай возможным по-человечески! Анзора нужно похоронить, как самого достойного человека, а не как собаку!
– Но ты же, Вахтанг, прекрасно понимаешь, что на этом кладбище хоронят только выдающихся людей.
– А мой брат что, не выдающийся?! – вскипел Маргеладзе. – Он что, хуже какого-нибудь выжившего из ума политика или артиста?
– Не хуже. Но он… ты же сам понимаешь.
– Договаривай, Иван Михайлович! Договаривай! Бандит, да? А у кого он украл или отнял? Он дарил людям все, что зарабатывал. Он за два года сделал больше, чем все твои тараканы в мэрии за десять лет! И его нельзя достойно похоронить?
– Послушай, Вахтанг, – попытался достучаться до разума гостя мэр. – Это скандал, это разговоры, это повод в очередной раз употребить меня.
Глаза Маргеладзе налились кровью.
– Откровенно хочешь? Если ты сейчас не подпишешь бумагу, я употреблю тебя. Я!.. И тебя, и твою всю долбаную банно-прачечную мэрию! Употреблю так, что завтра весь город встанет на рога, и ты пожалеешь о такой мелочи, как кладбище! Я предупреждаю тебя серьезно и ответственно. Мне после брата терять нечего. Я понимаю, что надо мной тоже висит меч. Но ты и твоя шобла потеряет много, если не все.
Лицо мэра стало пунцовым от обиды, он двинулся было на Вахтанга, но вовремя остановился. Почти шепотом произнес:
– Никому!.. Никому я не прощал таких слов. Ты – единственный в этом смысле. Потому что… потому что… я делаю на тебя серьезную ставку.
– Правильно поступаешь, Иван Михайлович. Я та породистая лошадь, на которую есть смысл ставить.
Мэр нажал какую-то кнопку на телефонном пульте, и почти сразу в кабинет вошла немолодая, статная секретарша.
– Оформьте гражданину Маргеладзе то кладбище, которое он назовет, и место, которое он укажет.
Когда секретарша вышла, Вахтанг приобнял мэра, спросил:
– Похороны завтра. Придешь?
Тот отрицательно качнул головой.
– Вряд ли. Дела.
– Понимаю, – согласился Маргеладзе. – Понимаю… – и неожиданно спросил: – Слышал такое погоняло у одного человека – Кузьма?
– Из хозяйства покойного Часовщика?
– Да. Теперь именно он владелец этого хозяйства. Кузьмичев Сергей Андреевич… Вот он, именно он, я убежден, имеет отношение к смерти Анзора. И не исключено, что со временем я попрошу у тебя помощи против этого бандита.
Хоронили Анзора Маргеладзе на самом престижном городском кладбище. Место захоронения тоже было выбрано исключительное: в каких-то двадцати метрах от главного входа.
Желающих попрощаться с покойным приехало несколько тысяч. Машины – большинство дорогие и престижные – выстроились вдоль длинного забора кладбища, стражи порядка лихо и натренированно распоряжались прибывающими людскими и автомобильными потоками, на церковной колокольнице уныло били в колокола.
Гроб с телом Анзора вынесли из церкви и на руках понесли к свежевырытой яме.
Сразу за гробом шел Вахтанг, рядом с ним семенил пожилой отец, здесь же в первом ряду толкались, не желая быть отодвинутыми, какие-то люди в дорогих черных костюмах.
Братва держалась по бокам процессии: тугие перекачанные шеи пацанов были перетянуты нелепыми галстуками, а черные костюмы на их могучих телах смотрелись если не смешно, то по крайней мере нелепо.
Тело покойного поставили на накрытую ковровой дорожкой каталку, стало тихо, и первым вышел вперед к микрофону Вахтанг.