В последний раз Триффан был в Болотном Краю много кротовьих лет назад, когда юг системы уже захватили грайки Хенбейн и беженцы устремились на север. Но теперь настали другие времена.
Очертания низкорослых деревьев терялись в тусклом свете. Лежал снег. Птиц было не видно и не слышно, стояла бесцветная болезненная тишина. Черви, которые им попадались в сырой, черной и холодной земле, были бледные, тонкие и почти несъедобные.
Спиндл чувствовал себя неуютно. Он тщетно пытался выбрать приличное место для ночлега. Даже жизнерадостный Хей как-то сник. Однако Триффан, несмотря на усталость, с удовольствием продолжал беседовать с ним. Он рассказывал Хею, каким прежде был Данктон.
В тоннелях, где они решили устроиться на ночлег, жило много кротов, и весть о чужаках распространилась быстро. Скоро стало известно, что один из них — сам Триффан, а другой — Спиндл, о нем здесь тоже слышали.
Ночью кроты стали собираться послушать Триффана. Сначала они подходили робко и неуверенно, потом освоились, и постепенно их набралось девять или десять. Пришло несколько фанатиков, которых легко было узнать по елейным улыбкам и неудержимому желанию говорить. Но другие кроты зашикали на них: сейчас говорил незнакомец, и всем было интересно, что он скажет.
Словно в противовес повествованию Хея о последних годах в Данктоне, Три ан рассказал о времени, предшествовавшем его рождению, когда старейшиной в Болотном Краю был уважаемый и любимый всеми крот Меккинс. Он рассказал, как Меккинс помог Брекену и Ребекке и как однажды ночью он отправился к Камню, чтобы помолиться о Ребекке.
Слезы навернулись на глаза этих подавленных, изможденных и потерявших надежду кротов, когда Триффан поведал им о том, как молитва Меккинса была услышана, и он нашел детеныша, названного потом Комфри, и принес его Ребекке, и было это здесь, в Болотном Краю.
Среди собравшихся были кротихи, худые, с пересохшими сосцами. Они плакали в голос, слушая рассказ Триффана о времени, когда в этой системе еще слышались крики детенышей. Некоторые осмеливались спросить:
— А какая была Ребекка? Разрешалось ли ходить к Камню кротам из Болотного Края?
Триффан отвечал им всем. Кроты слушали, затаив дыхание. Потом, подталкивая друг друга, кротихи стали перешептываться:
— Еще наступит время, когда мы услышим писк детенышей в этих тоннелях!
— Да, да, должны наконец наступить хорошие времена!
Позже, когда собравшиеся разошлись так же тихо, как пришли, глубоко тронутый Триффан сказал Спиндлу:
— Только сейчас я понял, что у меня есть родина, где кроты будут рады продолжить начатое до них, узнать побольше о жизни своих предков. Я больше не покину Данктон, Спиндл, никогда в жизни, даже если сам Крот Камня призовет меня! Здесь теперь мое место, и я верю, что в эти тоннели еще вернутся и вера, и надежда. А к Камню мы скоро пойдем. Если кроты не в состоянии жить мирно в такой системе, как эта, где же они вообще могут жить?
Здесь наша миссия, Спиндл, и мы выполним ее. Будем действовать убеждением, а не когтями и зубами. Начнем записывать все, что знаем, и научим грамоте других. Будем спокойно размышлять в тишине. Конечно, эта тишина не сравнится с Безмолвием Камня, но и она принесет пользу здешним кротам.
Мне кажется, Спиндл, горе, которое я испытал в Верне, и боль, которая до сих пор мучает меня почти постоянно, будут напоминать мне о боли всех кротов, оторванных от своей родины и от близких и вынужденных против своего желания пускать в ход когти. Конечно, нельзя всю жизнь прожить в мечтах, забыв, где ты находишься на самом деле. Мы должны спокойно и постепенно научить нынешних обитателей Данктона любить свой дом.
Эти ослабевшие лапы, эти когти, когда-то такие крепкие, — Триффан приподнял правую лапу и печально посмотрел на рубцы и искривленные когти, — снова научатся писать. Завтра и начнем, Спиндл. Но прежде всего мы пойдем к Камню, чтобы поклониться ему и возблагодарить его.
Скоро придет Крот Камня, и я молюсь, чтобы нам было позволено увидеть его. Звезда возвестила о Пришествии, многие ее видели, многие, как и мы сейчас, ждут начала новой жизни.
Каждый крот пойдет своей дорогой и каждый найдет свое. Кроты должны жить, зная самих себя, любя ближнего, относясь с уважением к месту, где они живут. А это значит — никаких драк, резких, необдуманных слов, безграничной уверенности в собственной правоте. Итак, завтра...
Завтра началось той же ночью. Пока Триффан спал, Спиндл записал сказанное им на куске коры. Так было положено начало книги, которую историки называют «Летописи Болотного Края».