Вот так Хей, совершенно неграмотный в то время крот, первым увидел и прикоснулся к великим записям, сделанным Триффаном и Спиндлом той зимой. Рукописи лежали на простых полках в глубоких тоннелях Болотного Края, недалеко от старого высохшего дерева, корни которого были как раз на пересечении тоннелей.
Хей смотрел на рукописи со смесью страха и почтения. Спиндл с трудом уговорил его дотронуться до одной из них.
— Что это? — спросил Хей.
— Это одна из моих записей, — ответил Спиндл. Он пробежал когтями по строчкам и прочел: — «Предварительный Каталог манускриптов, хранящихся в Хэрроудауне, и Воспоминания о последних днях Брейвиса и его мученической смерти вместе с Виллоу, достойнейшей кротихой из Грассингтона».
— Да ты, должно быть, очень умный крот, если написал все это! — восхитился Хей. Потом он спросил о другом свитке.
— А это — о моем раннем детстве в Семи Холмах, — пояснил Спиндл и добавил слегка извиняющимся тоном, хотя и не без некоторой гордости: — Я быстро пишу.
Потом он показал несколько листов с записями Триффана.
— Вот этот озаглавлен: «Путь к Безмолвию. Наставления Белого Крота Босвелла», — сказал Спиндл. — Конечно, мы понимаем, что никогда не сможем сделать всего, что нужно. Никто не успевает записать все...
Вдруг Спиндл умолк, и гримаса боли исказила его рыльце. Хей подбежал к нему, но Спиндл, не в силах говорить, знаком остановил его. Через несколько минут он снова дышал ровно и спокойно.
— Что с тобой? — спросил Хей.
— Так... ничего,— ответил Спиндл.
— Что-то не похоже! У тебя раньше бывали подобные приступы?
— Дважды, — сказал Спиндл. — Прошу тебя, ничего не говори Триффану, я не хочу попусту волновать его. Эта зима такая долгая! К тому же путешествие из Верна очень утомило меня. Пожалуйста, ничего не говори Триффану.
— Ну хорошо, — неуверенно пообещал Хей. Потом, уже более жизнерадостно, он добавил: — Я думаю, нужно, чтобы еще кто-то навещал вас, кроме меня. Есть один крот. Вы можете доверять ему. А он очень хотел бы увидеться с вами. Это Боридж.
— Я не знаю... Думаю, что Триффан не будет...
— Чего я не буду? — спросил Триффан, подходя к ним.
Узнав, о чем речь, он сразу согласился:
— Спиндл всегда старается уберечь меня от всех. Но мы провели здесь столько времени совершенно одни! Скоро наступит весна, пусть даже мы этого не чувствуем! — Триффан говорил весело потому, что хорошо потрудился и был доволен своей работой. — Приводи к нам Бориджа!
Через два дня Хей пришел с Бориджем. Этот крупный крот держал себя с достоинством почитателя Камня, который твердо верит сам, но никому не навязывает своих убеждений. Как у всех кротов, побывавших в лапах грайков, на теле Бориджа остались следы побоев. Видно было, что и болезни не обошли его стороной.
Триффан поздоровался и долго молча смотрел на гостя. Боридж, казалось, опасался Триффана.
— Разве ты не привел с собой подругу? — спросил Триффан.
Триффан достиг такого совершенства собственной души, что стал способен читать в душах других кротов.
— Да, привел, — смущенно выдавил Боридж.
— Тогда позови ее, — мягко предложил Триффан.
Она тихо вошла, и всем показалось, будто вместе с ней к ним вошла надежда... Она была худа и больна, но глаза ее светились любовью и нежностью к Бориджу. Однако Спиндл заметил, что она не выглядела спокойной, счастливой кротихой, живущей в мире с собой.
— Это Хизер,— представил ее Боридж.
Триффан подошел поближе и дотронулся до ее лапы.
— Мы много слышали о Боридже, — сказал он. — Для нас большая честь познакомиться с его подругой.
Хизер ничего не ответила. Воцарилось молчание, которое Триффану не хотелось нарушать.
— Ты благословишь меня? — вдруг спросила Хизер. — Ты благословишь меня, чтобы у меня было потомство?
Триффан накрыл ее лапу своей и ответил:
— Когда-то давно я исцелял кротов, но теперь я сам заблудился, Хизер, и еще не нашел дороги. Исцеление совершает не целитель, а сам страждущий. Целитель — лишь проводник великой силы Камня, которая через него переходит к больному.
— Прошу тебя! — настойчиво повторила кротиха. Боридж подошел поближе.
Триффан печально повторил, что вряд ли сможет излечить ее от бесплодия.
— Разумеется, я и не думала, — сказала она, — что ты излечишь меня. Это было бы неправильно — ведь таких, как я, много. Они все прибежали бы сюда, если бы ты мог. Кротиха не живет, а медленно умирает, если она не в состоянии иметь детенышей.
Хизер улыбнулась, и в ее улыбке было кроткое смирение и покорность судьбе. Однако Спиндл заметил, что она все еще на что-то надеялась, чего-то ждала и не успокоится, пока не испробует все.