Это был слишком вежливый вопрос для грайка. Скинт выступил вперед:
— Мы идем с миром, крот...
Он не закончил фразы, потому что грайк вдруг ахнул, спрятал когти, облегченно вздохнул и подошел ближе:
— Если это не Скинт, тогда я не Маррам!
— Благодаренье Камню! — воскликнул Скинт.
Они быстро обменялись новостями. Никто из них уже больше ничему не удивлялся этой волшебной ночью. Теперь им нужно было перейти дорогу ревущих сов.
— Послушай, Маррам, ты похож на грайка, ты настоящий грайк! Вот и веди себя соответственно. Прикажи, например, этому патрулю убраться обратно к тоннелю, тут-то мы незаметно и проскользнем, — предложил Скинт.
Так и вышло. Грайков вполне убедил вид Маррама и его властный голос, и они ушли. Тогда кроты поднялись по насыпи и осторожно приблизились к обочине дороги. Там стоял невыносимый шум, глаза застилал дым, который выпускали ревущие совы. Кроты знали, что, переходя дорогу, нельзя встречаться взглядом с ревущей совой.
— Бегите быстро,— велел Скинт,— и не останавливайтесь.
Они по двое перебежали сначала на середину дороги, а потом — на противоположную сторону. Ревущие совы с грохотом проносились мимо, сверкая своими ужасными глазами.
Наконец кроты добрались до юго-восточных Лугов Данктона.
— Куда теперь, Скинт? — спросил Маррам.
Но дальше их вверх по склону повел Бэйли. Дойдя до огромных буков, обозначавших границу Древней Системы, Бэйли остановился. Он увидел худого мертвого крота. Тем не менее глаза крота были открыты, а мех блестел в звездном свете.
— Да это же Спиндл! — тихо произнес Смитхиллз.
— Точно, — подтвердил Скинт и взглянул на Бэйли.
— Я знаю этого крота, — сказал Бэйли. — Я видел его с Триффаном в Верне, и еще он однажды говорил со мной в Бэрроу-Вэйле.
Смитхиллз и Скинт промолчали, им была известна история Бэйли. Бэйли посмотрел в глаза своим товарищам и спросил так робко, будто заранее знал ответ:
— Что за крот был этот Спиндл?
Ему ответил Смитхиллз глухим от слез голосом:
— Это твой отец. Ты не догадывался об этом?
Бэйли горько заплакал. Маррам подошел утешить его. Но не успел Бэйли утереть слезы, как Скинт сказал:
— Он словно чувствовал, что ты вернешься домой. Он знал, что можно будет гордиться тобой. Он верил в будущее и что его Бэйли, сын его возлюбленной Тайм, будет достоин этого будущего. Оставь своего отца, друг мой, и пойдем с нами. Сегодня ночью родился Крот Камня, он приведет нас к Безмолвию, которое Спиндл из Семи Холмов уже, конечно, познал.
И все четверо скоро исчезли среди деревьев. Они отправились к Камню.
Когда они подошли к Данктонскому Камню, из груди Фиверфью вырвался последний крик и она родила Крота Камня.
Он был крошечный, липкий, как все новорожденные. Но он был рожден в тени Камня, прикрывшего его от яркого Света Звезды. Этот детеныш был рожден на радость всем кротам. Он был рожден, чтобы ему поклонялись. В смутное мрачное время появился крот, который должен был принести Свет и Безмолвие.
Фиверфью свернулась вокруг него и теперь радостно его вылизывала. Некоторые кроты осмелились подойти ближе. Они слышали первый писк детеныша, любовались малышом, смотрели, как мать его кормит. Старым, немощным, павшим духом — всем было позволено смотреть, всем разрешено разделить радость Фиверфью. Даже некоторые кроты Слова пришли к Камню в ту ночь и вовсе не верующие, даже тот, кто был на пороге смерти, как Трифт, но дожил-таки до рождения Крота Камня.
Пришли даже слепые.
— Триффан, это я — Тизл. Покажи мне только, в какую сторону смотреть.
— Но ты прозрела, Тизл! Темноты больше нет.
Свет Звезды коснулся маленького тельца Крота Камня, отразился в глазах Тизл, и случилось чудо: она прозрела.
— Да он совсем особенный! — радостно воскликнула Тизл и посторонилась, чтобы дать посмотреть другим. Это было первое исцеление, совершенное Кротом Камня.
Здесь были и Хей, и Хизер, и многие другие кроты. Эта ночь поистине стала началом новой эры.
Наконец Триффан что-то тихо сказал Фиверфью. Она кивнула, взяла детеныша и отнесла его в нору, где когда-то жили Брекен и Ребекка и где родился Триффан. Там Фиверфью легла рядом с детенышем и сказала:
— Иди, мой дорогой, оставь нас. Мы будем спать.
Триффан выбрался на поверхность и стал смотреть на Камень. Он ощущал то странное волнение и возбуждение, которое обычно чувствует отец в ночь рождения сына. Тут было и удивление, и восхищение новой жизнью, и страх за нее.
Потом из темноты, окутавшей Камень, появились другие кроты. Он узнал их по шагам и голосам. Это были Смитхиллз, Бэйли, Маррам и, наконец, Скинт. Они обступили Триффана.