На Полынном пустыре было совсем не плохо, и Рован вскоре забыл, как еще недавно ворчал на своих спутников, поторапливая их с возвращением. Наступил благоуханный сентябрь, дни протекали очень приятно. Но однажды случилось так, что их веселая троица, завернув за угол какой-то кучи обломков камней, увидела перед собой крысу.
— Она была огромная, у нее были красные глаза, и от нее жутко несло падалью. Земля вокруг была испачкана ее пометом, и меня начало рвать от отвращения и страха. Однако Хиту мужество не изменило: с громким воинственным криком он стремительно бросился вперед. Крыса злобно заворчала, подпрыгнула и побежала, волоча за собой длинный хвост. Она протиснулась в щель между двумя камнями и исчезла.
Кроты могли быстро уйти, но бегство крысы придало им уверенности. Осмотревшись, они услышали — как им показалось, из-под земли — шум бурлящего потока воды. После небольшой разведки, которую кроты провели (ни на минуту не забывая при этом о возможности нападения крыс), они обнаружили узкий водосток, уходивший к северо-востоку. Берега водостока, некогда крутые и выложенные тесаным камнем, осыпались, так что кротам теперь удобно было по ним идти. Из страха повстречать крыс троица не стала спускаться в водосток, а пошла по его краю. Двигались осторожно и медленно. Они шли вдоль водостока, подозревая, что он приведет их к реке, по которой они добирались до пустыря.
Наступила ночь. Небо наверху запылало огнями и наполнилось шумом. Кроты услышали, как где-то поблизости кошка схватила устроившуюся на ночь чайку, а потом в ночном свете увидели плывущие по водостоку белые перья чайки. Этой же ночью, чуть позже, их разбудил тошнотворный запах — из водостока поднимался едкий пар, от которого потекли слезы и перехватило горло. Как только начало светать, вода в водостоке забурлила и к бортам его прибило пену, но запах уменьшился.
Кроты двинулись дальше. Свободное пространство у краев водостока сузилось, кротам пришлось спуститься к самой воде, черной и грязной. Над ними круто поднимался илистый вязкий берег, и им казалось, что они в ловушке. В одном месте кроты наткнулись на крысиный помет, в другом — на гниющий трупик черного дрозда, почти совсем разложившийся.
— Наверное, тогда я понял, что это начинается настоящий Вен. Казалось, он втягивает нас, засасывает в свою грязь, убивает. Хит стал как одержимый, а Хэйз ему не перечила. Они стремились идти вперед и сердились на меня, когда я пытался отговорить их. Мне хотелось вернуться, но я не осмелился отправиться обратно один и не хотел оставлять Хэйз.
Однако в глубине души и меня разбирало любопытство — что же там дальше.
Пищи становилось все меньше, на завтрак они выцарапали себе из каменистой почвы всего несколько отвратительных на вкус червяков.
Через некоторое время узкий поток влился в больший, и кроты поняли, что опять вышли к черной реке, возле которой остановились некогда в первый раз, и решили: если какая-то дорога и приведет их к сердцу Вена, то только эта — река, текущая под арку.
Очень неохотно Рован согласился идти дальше.
— Я помню холодную темноту этого тоннеля, сомкнувшуюся над нами, когда мы спустились на его дно. Местами дно было сухим, иногда мы чуяли запах крыс. Не знаю, почему мы продолжали идти вперед. На стене у входа в тоннель мы сделали пометки и потом регулярно оставляли их так высоко, как только могли дотянуться. По следам на стенах было ясно, что вода здесь иногда поднимается. Стены были мягкие и крошились, так что процарапывать знаки оказалось легко.
Свет проникал сверху, с поверхности, через отверстия и вертикальные ходы в потолке, расположенные довольно далеко друг от друга. Сначала запах казался тошнотворным, потом мы привыкли. Вокруг слышались разные звуки, всплески, но трудно было понять, что они означают. Двигались мы быстро. Тоннель иногда изгибался, но все время постепенно уходил вниз. В большой тоннель вливались мелкие. Мы продолжали отмечать путь, чтобы найти дорогу обратно.
На поверхности снова наступила ночь. Мы смогли выбраться на бортик у края водостока, русло которого начало наполняться мусором и всякой грязью. Идти по бортику оказалось легче. Стояла уже глубокая ночь, но настоящей темноты не было, потому что в тоннель проникал свет сверху. В этом желто-оранжевом пятне мы и спали. В ту ночь Хэйз разбудила меня, приложив лапу мне ко рту. По дну водостока в нашу сторону двигалось что-то огромное, коричнево-черное, гладкое. Следом еще такое же. Потом третье, четвертое. Они ступали мягко, пофыркивая и попискивая. Крысы. Во марке я чувствовал их запах. Мне сделалось страшно, хотя бортик, на котором мы находились, был слишком узким и скользким, чтобы туда могли забраться такие крупные животные. Похоже, однако, они тоже почуяли нас, потому что стали метаться взад и вперед и принюхиваться. Затем они ушли, и их черные тени бежали впереди. Позже мы слышали, как крысы не то дрались, не то спаривались, трудно сказать. Потом наступила тишина. Мы пошли дальше, пока еще не рассвело, оставляя свои пометки на каждом перекрестке, но к этому времени мы здорово проголодались, а потому решили выбраться на поверхность.