В тоннеле царили темень и холод, слышался шум воды — бегущей, вихрящейся, пузырящейся, капающей, — вправо и влево отходили ответвления, одни темные, другие поблескивающие серо-голубым светом. В каждом стоял свой особенный запах. Сырость, отраженный свет и редкое эхо. И все же тоннель притягивал кротов, побуждал идти на восток, а ветер и шум, доносившиеся сверху, с поверхности Вена, не раз заставляли кротов замирать у какой-нибудь кучи мусора или у бетонного выступа.
До следующей ночи они продолжали спускаться по большому канализационному водостоку, после чего, немного поспав беспокойным сном, шли еще день. Единственным свидетельством, что здесь вообще когда-то существовала жизнь, была дохлая кошка. Ее черно-белый мех колыхался в воде, бледная пасть окоченела открытой, глаза размякли и побелели. Какие-то хищники прогрызли ей живот, и внутренности свисали наружу. В них шевелились тускло-белые личинки. Кроты потом долго не могли есть, особенно червяков, которых выбрасывало в большой водосток. Но это было все, что они могли найти из пищи.
Мэйуид по пути принюхивался то тут то там, заглядывал в отверстие каждой трубы, попадавшейся по дороге, останавливался, определяя направление воздушных потоков, однако и без того всем было ясно, что движутся они на восток.
Неожиданно эта главная нитка канализации — грязевик, как называли ее кроты, — свернула вправо и пошла круто вниз, и там тоннель оказался, в полном смысле, заперт. От пола до потолка его перегораживала вертикальная металлическая решетка. Она задерживала мусор, пропуская только воду, шум падения которой слышался за решеткой. Кротам удалось протиснуться сквозь прутья решетки и спуститься дальше по течению. Вода стала чище, дно водостока оказалось выложено камнями, а вдоль вогнутых стен были встроены бортики-полочки. Очень неуютное место для кротов, отсюда не убежишь, а трубы, проложенные вдоль скользких стен, находились слишком высоко, добраться туда кроты не могли. Здесь-то они впервые учуяли запах крыс и увидели следы когтей на бортиках. Запах был слабый, застарелый, но все равно кроты постарались побыстрее выбраться отсюда.
Вечером третьего дня, усталые и голодные, они добрались до места, где большой водосток заканчивался и сливался с тремя другими в камере, выше и шире которой кроты никогда не видели. Все звуки беспорядочно смешивались в этом огромном зале, а вода из труб стекала на пол, где образовалась глубокая бурлящая лужа, которую было не переплыть. На противоположной темной стороне зала находилась еще одна решетка. Сквозь нее уходила вода, — казалось, она туда всасывается, а потом с шипением и свистом уносится дальше в темноту, откуда доносились только рев и грохот. Ясно было, что кроту здесь не пройти. Но куда же направиться? Ни один из четверых выходивших в зал тоннелей не годился: они вели на север, на юг или на запад, назад, откуда пришли путешественники.
Обнюхав разные пути, Мэйуид в конце концов рискнул обойти лужу и приблизиться к решетке, куда поток прибил обломки дерева, обрывки «тонкой коры» и прочий мусор из тоннелей. Все это удерживалось на месте, у прутьев решетки, напором воды.
Мэйуид приблизился к первой кучке мусора и, прижавшись правым боком к самой решетке, вытянул лапу и ступил на какой-то торчащий из воды обломок, потом на следующий и еще на следующий. Деревяшки и обрывки «тонкой коры», на которые он ступал, иногда погружались под весом его тела в воду и обрызгивали Мэйуида. Казалось, течение пытается оторвать его лапы от опоры, затащить меж прутьев решетки, что означало бы неминуемую гибель. Но Мэйуид понемногу продвигался вперед, чем дальше, тем увереннее. Стоял страшный шум, вода грохотала, а ржавые прутья решетки поднимались высоко вверх к мрачным сводам.
Кроты увидели, как Мэйуид остановился и стал вглядываться в невидимую для них глубину потока. Мэйуид смотрел очень долго, потом, ступая крайне осторожно, пошел обратно, так же как пришел. Обломки качались под лапами, то всплывая, то погружаясь в быстрый поток.
И вот Мэйуид снова стоит рядом с друзьями, промокший насквозь, но глаза у него веселые, и он улыбается своей обычной улыбкой.
— Непромокшие господа, элегантная юная дама, вы видели — я проделал это, теперь ваша очередь. Мэйуид признается, ему было страшно, Мэйуид признается, это безумие, но инстинкт говорил Мэйуиду, что он справится, обязан справиться, если мы хотим продолжать наше путешествие в... неизвестно куда!
— А там, на другой стороне, можно пройти? — спросил Спиндл с сомнением. Он хуже всех умел сохранять равновесие и боялся высоты. Спиндлу даже самый широкий бортик казался слишком узким, заставляя его неуклюжие лапы дрожать, а голову кружиться.