Все же они понимали, что когда-нибудь придется сразиться с крысами, и двигались тесной группкой, всегда готовые отразить нападение. Из рассказа Рована они вынесли урок: на Полынном пустыре Хит сам бросился на крысу — и она отступила.
Более серьезной опасностью казались потоки, которые то и дело внезапно извергались из труб, но кроты научились предугадывать такие выбросы и устраивались на бортиках. Гораздо страшнее — и избежать этого было невозможно — оказались потоки горячей воды. Она дымилась, и дым разъедал носы и глаза, с чем раньше кроты не сталкивались; Спиндл первый попал в такой ужасный поток и обжегся, его задние лапы распухли и болели несколько дней.
Еще одну опасность представляли собой порезы, от них страдали все. Заживали порезы очень медленно, а иные и вовсе не заживали, причиняя сильную боль, превращаясь в язвы.
Кроты могли бы попытаться выбраться на поверхность в одном-двух местах, но, понюхав воздух, поняли, что уже наступил суровый декабрь. Воздух был холодным. Однажды в тоннель через решетку попал снег и лежал там серо-белым пятном, повторяя рисунок круглой решетки. Кроты разглядывали снег, трогали его, словно это было какое-то чудо. Снег казался белым и чистым, а исходивший от него свет будил далекие воспоминания, как будто вернулось детство, где летом они ходили по земле среди травы и деревьев, где пели птицы, дул ветерок и хорошо пахло. Мир, чуждый темноте, в которой они затерялись сейчас.
Затерялись. Они не произносили этого слова. Однако, если бы не знаки, оставленные Хитом, кроты чувствовали бы себя совсем несчастными.
Они ушли далеко на восток, но чутье Триффана, ученого-летописца, все сильнее подсказывало ему, что путь, предначертанный Камнем, лежит через тоннели, уходящие на север. Они бы и пошли туда, но знаки Хита влекли их вперед, словно там их ожидало некое озарение. Так что Триффан и Мэйуид продолжали вести своих спутников на восток, игнорируя зов, становившийся все сильнее по мере того, как с каждым днем приближалась Самая Долгая Ночь. Зов требовал повернуть на север.
Добравшись наконец до места, где обосновался Хит, они были одновременно и удивлены, и разочарованы. Помеченный Хитом путь неожиданно отклонился к югу и какое-то время пролегал по узкому квадратному водоводу, проходившему поблизости от шоссе ревущих сов. Когда совы проносились мимо, водовод дрожал. Кротов впервые обдало дымом, они почувствовали себя плохо, их затошнило. Пока они шли по длинному водоводу, сверху все время капали вода и жидкая грязь, и кроты понимали, что вокруг них — только бетон, наверху и внизу, да еще непрекращающийся шум. Червяки исчезли, единственными живыми существами были голуби. Кроты слышали их, но не видели, за исключением одного раза, когда голубь учуял близость кротов, в трещину над их головами просунулся серо-голубой злобный клюв, он опускался все ниже, но потом исчез.
И все же они шли по узкому тоннелю, довольные, что какое-то время можно идти посуху, что здесь не очень холодно и нет жидкой грязи. Наконец они увидели знак: здесь, в водоводе, была трещина. Кроты обрадовались, протиснулись в трещину и попали на землю, где не были уже несколько месяцев. На настоящую землю, хотя голую и холодную. Однако в земле были самые настоящие ходы, вырытые Хитом. Спустились вниз, там земля была лучше, нашли пищу.
Они назвали это место «ходы Хита», однако очень быстро поняли, что самого его здесь нет, причем, очевидно, уже давно. Ходы были пыльные, местами обвалившиеся, но очень разветвленные и располагались под большой площадкой с коротко стриженной травой. В течение последующих дней кроты тщательно обследовали площадку. Дышать настоящим воздухом, чувствовать дуновение ветра, наконец найти чистую воду, изобилие чистой воды — какое это было счастье! Здесь кроты и провели Самую Долгую Ночь, восстанавливая силы после ужасного длинного путешествия, благодаря судьбу за то, что остались живы, радуясь возможности отдохнуть.
Они прекрасно понимали, что скоро им снова в путь. Теперь все были согласны с Триффаном: нужно двигаться на север. Однако они решили немного побездельничать. По ночам наверху кроты видели вокруг себя зрелище, которое потом не могли забыть: неистово яркий свет, высокое, освещенное снизу небо, всюду бродят двуногие — туда-сюда, туда-сюда — и ревущие совы. Место страшной красоты, для крота означающее смерть.
Здесь-то в полном одиночестве и жил Хит. Здесь он нашел для себя убежище, но не нашел покоя. Здесь были вырытые им ходы, они начинались хорошо и правильно, а заканчивались странно и непонятно, как, вероятно, закончилось и само пребывание Хита в этом месте, несчастного Хита, обезумевшего от одиночества. И все же в расположении ходов, как обнаружил Мэйуид, прослеживалась логика. Какими бы извилистыми и бессмысленными они ни казались, у них существовал общий рисунок: они были кольцеобразными. Что находилось в центре кольца, можно было только гадать, так как ни один ход туда не вел, а все подземные подступы преграждались бетонными плитами.