Более того, они обнаружили, переходя из зала в зал, что Данбар, если это был он, постарел за время своей огромной работы. Теперь надписи располагались не так высоко на стенах, как в предыдущих залах были нанесены огрубевшими когтями и процарапаны менее глубоко. И стиль знаков изменился: стал свободнее, отсутствовали детали, имевшиеся ранее. При этом звучание улучшилось, как будто Данбар понемногу находил суть своего поиска.
По-прежнему слышались только голоса: ни песен, ни членораздельных слов. Не было и Звука Устрашения, как называл его Триффан, — звука, от которого сердце крота трепещет в тоске. Все обнаруженные звуки были добрыми, ищущими, светлыми.
— Вероятно, он искал звучание Безмолвия, — высказал предположение Спиндл. — Хотя я никогда не думал, что этот звук может исходить от крота.
— Должно быть, эти надписи — часть его пророчеств о явлении Крота Камня, — задумчиво проговорил Триффан.
Потом все неожиданно изменилось. Они пришли в зал, где звучали голоса малюток и к ним примешивался голос самки. Иногда нежный, иногда резкий, и все это в одних и тех же надписях, словно Данбар, создавая эти звуки, не мог как следует управлять своими когтями. Слышались плач, крики, успокаивающие звуки. И сквозь все это — детский писк, сначала тоненький, зовущий, потом нежный и прекрасный.
Дальше начались странные явления. По мере того как друзья продвигались вперед, надписи становились все более изящными, а форма залов все лучше отвечала их назначению, так что Триффану и Спиндлу больше не нужно было прикасаться к надписям — они сами шепотом издавали звуки, вбирая в себя шаги трех преисполненных благоговения кротов, и претворяли их в звуки, как и задумал Данбар.
После этого они впервые услышали Звук Устрашения. Тяжелый, угрожающий, он настигал кротов, как настигает поток грязной воды, устремившийся и тоннель. Когда слышался этот звук, они дрожали от страха.
Теперь первым шел Триффан, остальные держались как можно ближе. Они увидели перед собой портал, над ним — резной орнамент, за ним — зал. Кроты двинулись к порталу, а Звук Устрашения нарастал, окружая их. Даже эхо шагов было искаженным, зловещим. Казалось, он хотел заставить их напасть друг на друга, ненавидеть, пугать, угрожать... Триффан бросился вперед, потащил за собой Мэйуида и Спиндла, и они, проскочив через страшный портал, ввалились в зал, охранять который Данбар заставил построенный им портал.
Тишина, почти абсолютная. Надписей не много. Тусклый свет из шахты в потолке, уже не такой пылающе-страшный, ставший мягче с приближением рассвета.
— Триффан... — начал было Мэйуид, увидев, что они провели в ходах гораздо больше времени, чем собирались.
— Тш-ш-ш...
Но этого краткого обмена словами оказалось достаточно, чтобы надписи вокруг зазвучали. Кротам стало казаться, что они находятся в норе, в одном конце хода; в другом раздаются голоса матери и малышей, их призывы, писк, а в ответ — нежные успокаивающие звуки, какие можно услышать сразу после рождения детей. Потом все постепенно стихло и исчезло, как улетучивается сон при пробуждении. В дальнем конце зала кроты увидели еще один портал, но вход в него был заложен кусками горной породы, черной и блестящей. Почва вокруг портала была утоптанной и твердой и не крошилась под когтями.
Триффан дотронулся до одного из кусков породы и услышал донесшийся из-за камня глухой звук. Он снова дотронулся, и тут услышали все: мимолетный, очень далекий звук, про который нельзя было сказать с уверенностью, будто он существовал на самом деле. Похожий на отголосок бегущих по дальнему-дальнему тоннелю лап, который тут же исчезал, так что кроту оставалось лишь гадать, слышал ли он его вообще.
Звук был настолько соблазнительный, что Триффан снова дотронулся до камня и опять не смог точно уловить раздавшийся звук. Не звук — звуки. Крики, беготня, снова крики... и вот в зале, где они все находились, послышался слабый отголосок материнского зова, который был им уже знаком. Потом эхо от рыка ревущей совы, тоже очень далекое, — совы, кружившей над их головами по поверхности, там, где по небу начинал разливаться свет зари.
— Надо идти! — сказал Триффан.
С этими словами он повернулся и непроизвольно коснулся одной надписи на стене. Провел когтем от начала до конца, и в ответ последнее произведение Данбара зазвучало из-за заложенного камнями портала, зазвучало с нарастающей силой и абсолютно отчетливо. Вопль, ужасный, долгий, — роды. Да, и тут же вопль самки, сражающейся за жизнь своего детеныша, дерущейся изо всех сил в отчаянии, что не удастся сохранить его. Вопль повторился восемь раз, потом писк малыша, исполненный такого же отчаяния, как крик матери.