— Мо-ой ми-илый, я от-тшень лю-ублю-у тебя-а-а. Я хо-очу, ш-штоб у на-ас бы-ыли де-е-ети.
— Ты — единственная, кого я любил, я никогда никого больше не полюблю,— прошептал Триффан.
Но Фиверфью приложила свой коготь к его губам, прерывая слова, которые в один прекрасный день могут оказаться ложью. Триффан скользнул взглядом по Фиверфью, изуродованной лысухой, и прикоснулся к больному месту.
Фиверфью улыбнулась:
— Не бо-о-ойся, я-а-а не умру-у. Ка-а-амен изле-е-ечит меня-a. Не бо-ойся, любо-овь мо-оя, не бо-ойся.
И снова между ними стояло молчание, одолеть которое не могли никакие слова любви, никакие слова надежды, обещавшие лучшие времена. Поэтому, расставшись, они почувствовали облегчение. Каждому предстояло пережить это молчание и ждать встречи.
Вскоре Триффан, Спиндл и Мэйуид ушли из Вена. Славный Мэйуид должен был прокладывать путь на север, откуда донеслись до них призывы старого Босвелла, на север — за Темную Вершину, в страшный Верн.
Хит спокойно попрощался с ними. Он дотронулся до Триффана и Спиндла и напоследок на минутку задержался около Мэйуида, с которым подружился.
— Об одной вещи я, назойливый Мэйуид, хотел бы тебя попросить, — проговорил Мэйуид.
— Давай, приятель, я выполню твою просьбу, гели смогу.
— Люби и охраняй нашу восхитительную Мадам, в когда она захочет идти домой, помоги ей.
— Хит об этом не забудет. А теперь убирайся, иначе Хит расплачется, а это не по его части,— ответил Хит.
Мэйуид догнал Триффана и Спиндла и повел друзей на север, в Верн.
А в Истсайде этой умирающей системы Старлинг играла со своими детьми. Фиверфью была рядом. Другие кроты держались от нее подальше, напуганные болезнью Фиверфью.
Однако малыши часто резвились у самого бока Фиверфью, и Старлинг не запрещала им этого. Она сама долго находилась под опекой Мэйуида, на коже которого были шрамы после перенесенной лысухи, и не боялась за своих детей. Какой-то древний материнский инстинкт подсказывал Старлинг, что хорошо, а что плохо, и, когда Фиверфью пела малышам, Старлинг считала ее песни лекарством для выздоровления подруги. Пусть малыши освоят все, чему их учит Фиверфью. Правильно, что Триффан ушел. И все же Фиверфью сейчас очень плохо. Но об этом Старлинг не говорила, надеясь в будущем с помощью Камня исправить причиненное Фиверфью зло.
— Фиверфью?
— Что-о, до-орога-ая-а?
— Ты расскажешь моим детям о Камне, когда придет время, а заодно и мне?
Фиверфью ласково кивнула, подумала о молчании, которое пролегло между ней и Триффаном, и улыбнулась. Обязательно должен отыскаться какой-нибудь способ заполнить его, и Камень найдет этот способ, и Триффан тоже узнает об этом!
— Расскажешь? — повторила Старлинг.
— Ра-асскажу-у.
— А мне можно будет послушать, или это только для детей?
— Можно, милая, можно.
Глава семь
Расхождение во взглядах приводит порой к тому, что формируется новая община, которая роет собственные подземные ходы и находит новые места для встреч. С теми, кто не хотел молчать о своей вере, так и случилось.
Например, в Карадоке местом паломничества служили давно покинутые Камни. Туда приходили новообращенные, там на тайных сборищах смелые верующие свершали свои обряды. Но в системах, захваченных грайками, приближаться к Камням было опасно, потому что они охранялись и кроту, застигнутому патрулями, грозило подвешивание. Поэтому в таких системах верующим приходилось выбирать места менее приметные, но чтобы их легко могли найти простые кроты, знавшие о них понаслышке. Подобные сведения передавались на ухо, шепотом. Часто эти места становились небезопасными, и, лишь когда бдительность патрулей ослабевала, там можно было собираться снова.
Естественно, в Семи Древних Системах или, по крайней мере, в таких, как Эйвбери, Данктон, Шибод и Роллрайт, оккупированных грайками, патрули и наблюдатели за Камнями всегда были начеку, особенно в периоды солнцестояния, когда верующие любили посещать Камни. Говорят, даже во времена наиболее суровых гонений Камни посещались и в Самую Долгую Ночь, и в День Летнего Солнцестояния. В Книге Мучеников записаны имена нескольких последователей Камня, которых вера приводила к Камням, хотя они знали, что это будет стоить им жизни. Так погиб почтенный Гербарт из Эйвбери в мрачные времена Клейна, так Феррис отдал жизнь в Файфилде в эпоху правления Льюкнора, а в ближайшем прошлом досточтимый Брамблинг принял мученичество в Семи Холмах от когтей грайков.