— Вас предупреждали, верно? — осклабился Уид, глаза его радостно блестели. — Лучше не блевать по пути.
Ужас нарастал. Сидимы, казалось, появлялись ниоткуда и исчезали в никуда.
— Нехорошо здесь, Триффан, — сквозь сжатые зубы пробормотал Спиндл.
— Нехорошо,— согласился Триффан.
Потом мощный солнечный луч высветил полосу в зале, куда они вошли, и, казалось, устремился по тоннелю наружу, потому что на мгновение кротам стала видна сиреневая гладь вересковой пустоши. Она обрывалась в уже знакомое им темное ущелье, над которым вздымались мириады брызг. Где-то неподалеку журчал ручей. Да еще ровно, на одной ноте выл ветер. Это — там, на поверхности. А здесь, где находились теперь Триффан и Спиндл, царила мертвая тишина.
— Да пребудет с тобою Слово, Триффан! — послышался голос.
Они узнали этот нежный голос, плывущий среди длинных сталактитов, огибающий сталагмиты, нежно ласкающий поверхность темных озер.
— Нравится ли вам мое жилище?
Они стали лихорадочно озираться, но не могли определить, с какой стороны доносится голос. Куда он устремляется, в какой темной расселине исчезает?
— Здесь! — сказал Уид, указывая на арку, за которой была нора — очень большая, просторная, залитая светом, с бассейном, который питался из каких-то источников внизу.
Там, на подстилке из высушенного вереска, уютно свернувшись, лежала Хенбейн.
— Я в самом деле очень рада вас видеть, — произнесла она.
Хенбейн казалась больше, чем им запомнилось.
Она постарела, хоть и оставалась по-прежнему очень красивой. Что-то в ней заставляло крота дрожать от страстного желания, как будто жизнь до встречи с Хенбейн была неполной, а без нее уже совсем жизни не будет.
Когда Триффан взглянул на Хенбейн, чувства и разум его раздвоились, причем первое начинало брать верх над вторым. Разум понимал, что эта кротиха — воплощение зла и разрушения. Чувства же говорили Триффану: «Нет, нет, все это.только воображение! Вот же она! Теперь она совсем не та, что раньше. Она не может быть такой, как раньше. Я хочу быть рядом с ней».
Однако Триффан ничем не обнаружил свою внутреннюю борьбу. Некоторое время он с деланным равнодушием смотрел на Хенбейн, затем, оторвавшись от ее гипнотического, влекущего взгляда, обратил внимание на двух кротов, припавших к земле рядом с ней.
Слева была кротиха, которую они оба знали, справа — существо мужского пола, которое могло быть и кротом.
— Вы знаете Сликит, — сказала Хенбейн. — Я доверяю ей больше, чем кому-либо.
Сликит пристально разглядывала пришедших. Вот уж она-то ничуть не изменилась с момента их последней встречи. Взгляд ее ничего не выражал — казалось, она их вообще не узнавала. Они же хорошо помнили, как очень давно вместе с ней участвовали в Семеричном Действе в Бакленде. Несомненно, она была отмечена Камнем. Триффан встретился со Сликит глазами и вдруг понял, что им следует благословлять Камень за то, что она здесь и Хенбейн не знает о ее предназначении. Итак, Хенбейн теперь была хоть в чем-то уязвима. Присутствие Сликит укрепило Триффана, он мог теперь противостоять охватившему его смятению чувств.
Но Уид догадывался, что Сликит нельзя полностью доверять, и Триффан это сразу почувствовал. Но если так, значит, Сликит очень умна, потому что Уид позволял быть рядом с Хенбейн только абсолютно незапятнанным кротам. А может быть, Хенбейн все знала и ее просто развлекали интриги приближенных? Да, возможно, так оно и было.
Этими размышлениями Триффану удалось успокоить свой рассудок.
Когда он смотрел в глаза Хенбейн, ему было легче. Он взглянул на второго приближенного, который приник к Хенбейн справа.
— Что касается этого, — проворковала Хенбейн, по-хозяйски положив свою лапку кроту на плечо, — думаю, с ним вы тоже знакомы.
Она улыбнулась, поглаживая его округлый бок. Да, Триффан узнал этого крота, хотя теперь это было довольно трудно. Лучше бы называть его не кротом, а просто существом. Неестественно полный, даже тучный, рыльце заплыло жиром, рот безвольный, взгляд тупой, ничего не выражающий, лоснящаяся ухоженная шкурка блестит неестественным блеском, когти слабые. Он улыбнулся, и на какое-то мгновение выражение Глаз изменилось. Это был стыд за свою испорченность и продажность.
— Думаю, вы знаете его или он знает вас. Назови им свое имя, дорогой, — вкрадчиво сказала Хенбейн. Ее коготки остренько постукивали по шее крота.
— Меня зовут Бэйли, — сказал он. — Я из Данктонского Леса.
Триффан понял это раньше, чем крот назвал себя. Но несчастный Спиндл... Он застыл пораженный. А Уид внимательно наблюдал за всем, что происходит.