— Да, это все так, — махнул рукой Поляков и, отпив глоток воды, добавил: — Самая большая опасность в разведывательном деле — это оказаться отрезанным от источников информации и от родины.
— И как же тогда понимать вас после этого? — прервал его Духанин, — Говорите сейчас одно, а почему-то делали совсем другое. Дико даже, что во имя завоевания доверия у главного противника вы рубили сук, на котором сидели, сдавая американцам всех подряд — и товарищей по работе в резидентуре, и своих самых ценных помощников — нелегалов. Некоторые из них вынуждены были покончить с собой, другие были арестованы. Вы поломали судьбы сотен военных разведчиков, их агентов и нелегалов. После вашего отъезда из США их пришлось выводить оттуда через третьи страны, а по возвращении на родину они становились невыездными, потому что вы их засветили. По той же причине некоторые были отстранены от продолжения службы в разведке. И вы это прекрасно знаете, потому что вы находились тогда в Москве и работали в центральном аппарате ГРУ. Знали вы и о том, что из-за вашего предательства была провалена в США вся нелегальна сеть. Ликвидировано было в Центре и специальное подразделение по нелегальной разведке…
Сделав паузу, Александр Сергеева вытащил из папки подготовленный оперативно-следственной группой список агентов-иностранцев, к работе с которыми был подключен Поляков как заместитель резидента ГРУ в Нью-Йорке.
— Назову вам для подтверждения лишь некоторых из них. — И он начал перечислять псевдонимы агентов: — Дрон, Вольф, Дарк, Росман, Бард, Грант, Беджер, Карел, Горун, Марс и многие другие. Они были вам известны в период работы в Нью-Йорке?
По лицу генерала начала медленно растекаться болезненная бледность.
— Да, — поблескивая острыми глазами, негромко ответил он.
Духанин достал из пачки сигарету, прикурил и с жадностью затянулся, выпуская струю сизого дыма.
— А вы хоть когда-нибудь после возвращения из Америки раскаивались в том, что по собственной инициативе установили преступный контакт с американской спецслужбой и выдали ей не только секреты ГРУ, но и тех, кого вы называли своими негласными помощниками и сослуживцами? Вам не приходило в голову, что, изменяя Родине, вы предаете самых близких вам людей — мать, жену и сыновей? Что своим подлым поступком вы обрекаете родных на вечный позор? Что до конца своей жизни они будут помнить, что являются родственниками человека, который предал их Родину?!
Духанин обратил внимание, как после каждой его фразы начинал нервно подергиваться уголок рта подследственного. Взглянув горестно на следователя, Поляков с дрожью в голосе проговорил:
— Ваши слова о семье задели меня за живое. Я очень люблю их всех — и жену, и сыновей, и внуков. Но они не поверят, что я мог стать предателем, изменником Родины. — И он закрыл лицо руками, а когда немного успокоился и убрал от лица руки, добавил: — Я практически с самого начала сотрудничества с ФБР понимал, что совершил роковую ошибку, тягчайшее преступление. Бесконечные терзания души, продолжавшиеся в тот период, так изматывали меня, что я не раз был готов явиться к вам с повинной. И только мысль о том, что потом будет с женой, детьми и внуками, да и страх позора останавливали меня, и потому я продолжал свою преступную связь с ЦРУ, чтобы хоть как-то отсрочить час расплаты.
Духанин слушал внимательно: он всегда слушал арестованных не перебивая и предоставляя им возможность высказаться до конца. Выслушав Полякова, Александр Сергеевич покачал головой и укоризненно произнес:
— Да, Дмитрий Федорович, у вас был шанс, и не один, очиститься от греха Иуды. По возвращении из каждой загранкомандировки или в те годы, когда вы приезжали в Москву в отпуск, вы могли бы без каких-либо осложнений и последствий для себя признаться в грехах своих, перестать делать зло для своей Родины. Самое удачное время было для вас в 1964 году, когда с государственных постов был снят ненавистный вам правитель страны Никита Хрущёв. Если бы вы заявили тогда о прекращении своей связи с ЦРУ, то сейчас не находились бы здесь, в Лефортово. Но, к сожалению, вы так и не осознали греха своего, продолжали вредить стране.