— Например, в случае восстановления подразделения по подготовке и организации работы с нелегалами, — подсказал он.
Генерал Изотов слушал-слушал, потом не выдержал и осадил его:
— Нельзя быть, Дмитрий Федорович, таким агрессивным человеком! Не успел после Индии получить должность, а уже метишь в большие начальники. Нескромно это. Я не знаю, какие ты будешь извлекать дивиденды из своих связей в МИДе, но на данный момент тебе предстоит опуститься с небес на землю…
— Не понял! — прервал Поляков внимательно смотревшего на него Изотова.
— А чего тут понимать?! Надо всего лишь правильно представлять реальную действительность и складывающуюся вокруг себя обстановку. Вот ты совсем недавно получил звание генерал-майора, и пока ты находился в этом звании в Индии, меня тут обвинили в протекционизме. Мне некоторые офицеры говорили в глаза, что полученные тобой должность военного атташе и звание генерала — это типичный случай протекционизма. Теперь-то ты понимаешь, почему тебе предстоит спуститься с небес на землю? Вот как можно после этого назначать тебя на соответствующую должность?
Поляков, не глядя на Изотова, сидел как в воду опущенный.
Не дождавшись его ответа, Сергей Иванович досадливо продолжал:
— Нам, конечно, хорошо известна твоя мертвая хватка. Но она в последнее время только компрометирует тебя. Так что не кичись, товарищ генерал-майор, своими связями в МИДе! Они у меня покруче твоих. В самом ЦК. Но я никогда не афишировал их. И не злоупотреблял ими.
Поляков молчал. Тени прошлого снова ожили в его памяти: вспомнились подозрения Сенькина и жесткие претензии Сеськина по работе на американском направлении. И нервишки его стали опять пошаливать, снова возникло чувство опасности. «Неужели я мог где-то наследить и чем-то выдать себя? Нет, нет и нет! Это все исключается, — размышлял он, ломая пальцы на руке. — Напридумывал сам себе черт-те что! Нет, надо держать себя в руках. А что, собственно, я волнуюсь? Ничего же страшного пока не произошло. Ровным счетом ничего. А если попадусь, то, конечно, мне тогда несдобровать. Тогда мое дело труба. А то, что Сенькин и Сеськин что-то имеют против меня, так это их головная боль. У них же нет никаких фактов. Что они, присутствовали, что ли, на моих встречах с американцами? Поэтому нечего вбивать себе в голову дурацкие мысли.»
— Дмитрий Федорович, — прервал его размышления Изотов, — а почему ты не интересуешься, где будешь теперь работать? Отпуск-то заканчивается?
— Да какая мне разница, где работать! — сердито огрызнулся Поляков.
— Это почему же? — удивился начальник управления кадров.
Заметив, что Поляков изменился в лице и стал вести себя как-то странно, сидел, словно на пружинах, Изотов, опасаясь, что его протеже может вот-вот взбелениться и тогда его уже не остановить от грубых выпадов, загадочно заговорил:
— Дмитрий Федорович, новость есть для тебя. Командованием вчера принято решение о переводе тебя в Военно-дипломатическую академию…
Никак не ожидавший услышать от Изотова такого убийственного для него сообщения, Поляков вскочил со стула и, едва удерживаясь от резких выражений, закричал:
— А почему вопрос о моем переводе не был согласован лично со мной?
— Это уже не ко мне, — ответил Изотов.
— А к кому же тогда?
— К генералу армии Ивашутину.
Поляков сразу обмяк и опустился на свое место. Пытаясь изобразить хладнокровие, он быстро нашелся и спросил, растягивая слова:
— И на какую же должность вы определили меня?
— Разумеется, на хорошую. Будешь начальником третьего разведывательного факультета.
Поляков скорчил недовольную гримасу и, схватившись за голову, с трудом выдавил из себя:
— И чем же было вызвано такое решение?
— Необходимостью улучшения, вернее, повышения качественной подготовки военных разведчиков. Ты же у нас считаешься самым опытным разведчиком «в поле». Вот тебе и карты в руки, чтобы, как сказал Ивашутин, приблизить учебный процесс к практической работе.
— А не кажется ли вам, Сергей Иванович, что много несуразного в таком решении? Получается, что военной разведке уже не нужны опытные сотрудники для работы за границей?