К слову сказать, и сам «Швед», оставшись без семьи, пробыл в Англии недолго, год с хвостиком. 10 октября 1935 года из Центра пришло указание немедленно возвращаться в Москву. Оно было передано условной фразой: «Лотти должна выехать на юг».
Непосредственной причиной, побудившей Центр срочно отозвать его, стало сообщение самого «Шведа» о том, что в пансионе, где он проживал, ему нежданно-негаданно повстречался тот самый профессор, у которого он брал уроки английского языка в Вене и который знает его как советского гражданина Льва Леонидовича Николаева.
Признал ли он «Шведа»? Состоялся ли между ними разговор? О чем они говорили? Надолго ли профессор задержится в пансионе, а также как он туда попал? Эти вопросы «Швед» почему-то никак не осветил в своем письме, зато поспешил переселиться в гостиницу, а в резидентуре начал передавать дела Дейчу и готовиться к отъезду в Москву. Там находилась его семья, а значит, и весь смысл его жизни.
Год работы в резидентуре — срок явно недостаточный для того, чтобы добиться агентурного проникновения в МИ-5 и МИ-6, если, конечно, не поспособствует тому «госпожа удача». Что же удалось сделать за этот период «Шведу»?
По понятиям самого «Шведа», на посту руководителя нелегальной резидентуры он должен был «держать рот на замке и быть постоянно начеку едва ли не со всеми людьми — только руководитель резидентуры и его главный помощник знают всю агентурную сеть и все операции». Необходимо было, чтобы резидент во всех подробностях знал «биографические данные каждого агента», их профессии и место работы, подробности вербовки, результаты их работы на советскую разведку и «степень надежности этих результатов». Лишь в самых исключительных случаях ему как резиденту надлежало вступать в непосредственный контакт с «самыми ценными и надежными источниками».
В лондонской резидентуре работу с агентурой и вербовочными разработками вели Дейч и Рейф. Что же касается «Шведа», то он принял на себя общее руководство агентурной сетью. О том, как это выглядело на практике, наглядно свидетельствует пример с Филби. По указанию «Шведа» Дейч попросил своего подопечного составить список его кембриджских друзей, которых можно было бы взять в оперативную разработку с последующей вербовкой. После того как этот список был готов и просмотрен «Шведом», Филби получил новое задание — предложить варианты карьеры, которые могли бы способствовать его антифашистской работе (читай: секретной работе на НКВД). Филби и здесь показал себя исполнительным, дисциплинированным человеком.
Распределение обязанностей в резидентуре претерпело изменения после незапланированного отъезда Рейфа. В результате с февраля 1935 года руководство такими важными источниками информации, как «Атилла», «Бэр», «Нахфольгер» и некоторыми другими, «Швед» передал Дейчу. Сам же взял на себя работу с «тремя мушкетерами».
Личный контакт «Шведа» с Филби состоялся еще до отъезда Рейфа, где-то в последних числах декабря 1934 года. Эту встречу в Риджентснарке организовал Дейч, который представил своего шефа Биллом. Состоялась беседа. «Швед» попросил Филби аргументированно высказаться о том, насколько Гай Берджесс пригоден к секретной работе и целесообразно ли его привлекать к ней. Вспоминая впоследствии об этой встрече, Филби заметил, что Орлов («Швед») был чрезвычайно твердым человеком, и, честно говоря, я не знал, что делать, потому что был новичок в этом деле». Сам «Швед», по словам Филби, считал, что Берджесс мог бы быть полезен, и поручил ему «обдумать, как лучше прозондировать его». И еще: «Швед» произвел на Филби впечатление «очень жесткого человека, но очень вежливого и очень обходительного… он относился ко мне но-отцовски; у меня же было ощущение, что вот это истинный начальник всего этого дела, из Москвы, и у меня было к нему отношение как к герою. Это не означало, что я думаю плохо или менее уважительно об «Отто»[12] или «Тео»,[13] но просто на этот раз пришел настоящий русский, советский человек. Иными словами, если я считал «Тео» и «Отто» коммунистами, то Орлова я считал большевиком».
«Неделю за неделей мы встречались то в одном, то в другом отдаленном районе Лондона, — продолжает Филби. — Я приходил на встречу с пустыми руками, а уходил нагруженный самыми подробными рекомендациями, предостережениями и ободряющими напутствиями».