Конец 1941 года и практически весь 1942 год Эйтингон провел в Турции, выполняя очередное, срочное задание Кремля.
В Анкару он прибыл под именем Леонида Наумова. Цель же его командировки была напрямую связана с упорно циркулировавшими тогда слухами о том, что группой генералов вермахта подготовлен заговор против Гитлера и что на смену фюреру придет фон Папен, настроенный на заключение договора о сепаратном мире с Англией и США фактически против Советского Союза. В Кремле решили на всякий случай убрать фон Папена, пока что занимавшего пост германского посла в Турции. Выполнить это деликатное поручение должен был Эйтингон. И он, как всегда, медлить не стал. Подобрал на месте исполнителя, проинструктировал его, снабдил всем необходимым, назначил день, время и конкретное место проведения акции. Не смог учесть лишь одного — эмоциональной возбудимости агента. Итог: бомба взорвалась в руках возбудившегося агента раньше времени. Агент погиб, а фон Папен отделался лишь царапинами.
…В июле 1945 года Сталин подписал постановление правительства о введении в системе НКВД аналогичных с Красной Армией воинских званий. В прессе был обнародован список руководящих сотрудников госбезопасности, которым были присвоены генеральские звания. Так впервые на страницах газет и журналов был упомянут генерал-майор госбезопасности Леонид Александрович Эйтингон.
…«Красивое лицо Эйтингона и его живые карие глаза так и светились умом, — таким описывает своего друга Павел Судоплатов. — Взгляд пронзительный, волосы густые и черные, как смоль, шрам на подбородке, оставшийся после автомобильной аварии (большинство людей принимало его за след боевого ранения), — все это придавало ему вид бывалого человека. Он буквально очаровывал людей, наизусть цитируя стихи Пушкина, но главным его оружием были ирония и юмор. Пил он мало — рюмки коньяка хватало ему на целый вечер. Я сразу же обратил внимание на то, что этот человек нисколько не похож на высокопоставленного спесивого бюрократа. Полное отсутствие интереса к деньгам и комфорту в быту у Эйтингона было просто поразительным. У него никогда не было никаких сбережений, и даже скромная обстановка в квартире была казенной…
Леонид был по-настоящему одаренной личностью, и, не стань он разведчиком, наверняка преуспел бы на государственной службе или сделал бы научную карьеру».
Эйтингон сам никогда и не перед кем не «прогибался» и не терпел, когда другие «прогибались». Показательным в этом отношении был эпизод, связанный с испанским золотом, которое в конце 1936 года с согласия республиканского правительства Испании было вывезено на хранение в Советский Союз. И вдруг в марте 1939 года в Центр из Парижа поступили сведения о том, что далеко не все испанское золото попало в Москву, что часть его была разбазарена республиканцами при покровительстве руководства резидентуры НКВД в Барселоне. Эти сведения были тотчас доложены Сталину. От Хозяина последовал приказ незамедлительно разобраться и доложить. Приказ передали шифровкой Эйтингону, который в 1939 году стал резидентом в Испании. Ответ Эйтингона не заставил себя долго ждать. В нем говорилось: «Я — не бухгалтер и не клерк. Пора Центру решить вопрос о доверии Долорес Ибаррури, Хосе Диасу, мне и другим испанским товарищам, каждый день рискующим жизнью в антифашистской войне во имя общего дела. Все запросы следует переадресовать к доверенным лицам руководства ЦК французской и испанской компартий Жаку Дюкло, Долорес Ибаррури и другим. При этом надо понять, что вывоз золота и ценностей проходил в условиях боевых действий».
Ответ Эйтингона был доложен Сталину и, к удивлению окружающих, произвел на него большое впечатление. Последовал приказ разобраться во взаимоотношениях между резидентурами НКВД в Париже и Барселоне, а также проверить документацию о передаче там, на месте, и приеме здесь, в Москве, золотого запаса Испании. Эйтингона же оставили в покое.
И еще одна черта была присуща «Тому». Он неизменно проявлял внимание и заботу о своих коллегах, особенно молодых. Однажды ему принесли личное дело молодого чекиста, который родился, вырос и многие годы работал неподалеку от границы с Польшей. Руководство тамошнего отдела ГПУ предполагало заслать молодого чекиста на территорию Польши, в район, граничащий с его родными краями, в знакомые, мол, с детства места. Эйтингон отклонил это предложение: рядом с родными местами, хоть и по другую сторону границы, парня могут запросто опознать и арестовать. Однако, вынося такой вердикт, он не отослал обратно личное дело, а позвонил руководителю отделения ГПУ по Дальнему Востоку и рекомендовал взять на работу молодого чекиста.