Кротовая нора
Эрвин Баттерс был психотерапевтом.
Не то чтобы ему это нравилось, но это было все, что он умел. В университете у него был высший балл по всем важным предметам (с нужным количеством средних оценок - никакого перфекционизма), он всегда сдавал вовремя контрольные работы и никогда не пропускал занятий. Его знания были тщательно уложены, как прическа лондонского денди, диагностические критерии взвешенны и аккуратны, а аналитические интервенции - безупречны.
Эрвин Баттерс не имел причин быть недовольным своей жизнью. В конце концов, в его распоряжении были дом с садом, современная кухня, личная домработница, удобный гараж и старательно подобранная личная библиотека. Коллеги относились к нему с уважением, друзья исправно улыбались в ответ на его интеллектуальные шутки, а от клиентов не было отбоя.
У Эрвина Баттерса даже никогда не возникало вопроса - называть своих посетителей клиентами или пациентами. Можно было считать, что ему повезло.
Будучи от природы педантом, каждое утро Эрвин Баттерс вставал в одно и то же время, не позднее семи, завтракал двумя тостами и черным кофе без сахара и отправлялся на работу, где находился ровно до 17.30, когда он, проводив последнего клиента, запирал двери и не спеша, в хорошо изученном за долгие годы ритме, весьма полезном для здоровья, отправлялся домой.
Дни были похожи, как прозрачные бусины, нанизанные на одну нитку, и у этой нитки была правильная траектория.
А по ночам ему снились кротовые норы - не те, в которых колупался его сосед в саду, примитивные и уродливые, а настоящие (так он называл их про себя) - глубокие, странные, таящиеся в космосе и ведущие в другую жизнь.
Эрвин Баттерс скучал.
Люди каждый день были одни и те же - не в том смысле, что одни и те же лица, а в том, что, даже если они были разными, говорили и делали они все равно одно и то же. Отношения, долги, политика, банки, правительство.
Как будто это был один и тот же человек.
Один и тот же человек ежедневно приходил к Эрвину Баттерсу, ложился к нему на кушетку и говорил, а Эрвин Баттерс задумывался, на самом деле это происходит, или же он видит его во сне.
В тот день, когда миссис Линдт - почтенная дама семидесяти лет, которую он пользовал на протяжении последнего десятилетия, решительно заявила ему, что ни за что ему не заплатит, потому что у нее усилилась психосоматическая икота, Эрвин Баттерс впервые увидел кого-то реального.
...Она улыбалась.
Ничего не говорила. Просто смотрела на него и улыбалась.
Она улыбалась, и Эрвин Баттерс представлял себя Одиссеем, пересекающим Понт.
Она всегда приходила вовремя, никогда не задерживала оплату, ни о чем не спрашивала и не делилась ничем. Она была такой всегда, сколько он ее знал.
А знал он ее уже полгода.
Эрвину Баттерсу почему-то в голову не приходило поговорить о ней со своим супервизором. Несмотря на то, что за время его работы психотерапевтом случалось всякое (однажды, например, мистер Фикс не явился на прием - неслыханно!), и он не верил, чтобы Вернистера Аллисона - так звали его супервизора - можно было чем-то удивить, но отчего-то... Отчего-то он молчал.
Алина Ферри не была красивой женщиной. Не была она и соблазнительной или, как принято говорить в психотерапевтическом сообществе, гистрионной личностью. (Эту теорию он рассмотрел среди первых, но трудно считать гистрионной личностью человека, который просто сидит и ничего не делает. Если таким образом он пытается обратить на себя внимание - что является целью жизни любого порядочного гистрионика, то почему выбрал такой неэффективный метод? И так далее и тому подобное.) Честно говоря, иногда он вообще не был уверен в том, что она была. В том смысле, который вкладывали в это большинство людей и который можно было бы большинству людей предъявить. Она просто сидела и смотрела - разве это достаточное доказательство реальности?
Эрвин Баттерс чувствовал, что начинает испытывать раздражение от такого количества странностей в своей жизни.
Алина Ферри никогда ни о чем его не спрашивала.
Алина Ферри никогда не говорила о том, почему она решила обратиться за помощью.
Алина Ферри просто приходила и делала свое дело.
Впервые он понял это, когда обнаружил во время сеанса, что его пиджак не застегнут на последнюю пуговицу.
Он счел это случайностью и незаметно, так, чтобы клиентка не увидела (что было не так просто - у миссис Рост был просто ястребиный взгляд), застегнул ее и продолжил слушать о том, как мало времени ее муж уделяет своим супружеским обязанностям.
В другой раз, потянувшись за ручкой, чтобы пометить в блокноте дату пропуска сеанса мистера Кливлинса (двадцатипятилетний наркоман, доставшийся ему от коллеги, признавшегося себе в латентном сексуальном влечении; Баттерс так и не понял, шла ли речь о влечении к наркоману или же своим бурно протекающим заболеванием тот отвлекал доктора от влечения к кому-то другому), он не обнаружил ее на месте. Это также можно было списать на игру случая или же собственную рассеянность, но Эрвин насторожился.