— Кротовский, погоди, — вот теперь ее проняло, — Позволь мне все объяснить.
— Постарайся, Мила… постарайся все объяснить.
— Я купила ресторан, в котором проводятся эти самые аукционы. Что же мне разогнать их надо было?
— Мила, ты овечкой не прикидывайся. Перед любой сделкой ты все тщательно проверяешь. Не пытайся убедить меня, что не знала про аукционы.
— Знала, конечно, — призналась Мила, — Если честно, я только поэтому и выкупила этот ресторан.
— Ну… продолжай.
— Зачем ты так со мной, Кротовский? Как с чужим человеком.
— Мила, чем раньше ты все расскажешь, тем скорее мы снова станем как родные. Я слушаю.
— Все очень просто. Я узнала про закрытые аукционы. Чужаков туда не пускают. А я очень хотела в них участвовать.
— То есть ты выкупила тот ресторан только ради участия в аукционах?
— Конечно. Если б ты знал, какие редкие макры там продаются, ты бы поступил точно так же.
— И что? Теперь тебя туда пускают?
— Разумеется. Куда им деваться.
— А кто там главный?
— В каком смысле главный? — не поняла Мила.
— Кто организатор?
— Ну… там есть распорядитель. Милейший человек.
— Милейший человек… — повторяю невольно, как-то слово «распорядитель» плохо вяжется с фигурой главного теневого воротилы, — Вот что. Съездим туда. Когда проходят эти аукционы?
— Кротовский, пожалуйста, — Мила явно расстроилась, — Ты там всех распугаешь, но ничего не добъешся. Они просто начнут собираться в другом месте.
— Ну хорошо. Сможешь провести нас тайно?
— Я попробую, — она задумалась, — Только проведу вас не в зал. Там есть кулисы. Из-за кулис все увидите.
— А откуда там кулисы? — удивилась Ева.
— Прежний хозяин устраивал на втором этаже что-то вроде варьете.
— Понятно. Внизу ресторан, вверху варьете. Так когда они собираются?
— Дважды в неделю. Сегодня как раз аукционный день. Я, можно сказать, как раз собиралась.
— Тогда поехали. Не будем терять время.
Чтоб не привлекать внимания, Мила привезла нас в своей машине и провела с черного хода. Охранник пустил нас без единого слова, видимо он человек Милы. По служебной лестнице поднялись на второй этаж, больше никого не встретив. Прошли через какие-то бывшие гримерки-раздевалки и очутились за кулисами.
Торги уже начались. Со сцены доносится бойкий голос аукциониста и звуки от ударов деревянного молоточка, завершающие каждую закрытую сделку. Мила показала нам с Евой, где можно встать, чтобы наблюдать за торгами и при этом оставаться невидимыми.
— Лот номер пять, — ведущий объявил очередную партию торгов, — Пакистанская бирюза, третий уровень, количество — сорок штук. Начальная цена — семьсот рублей за макр… кто поддержит?… вижу… семьсот двадцать вижу… семьсот пятьдесят… кто больше?
Мы с Евой наблюдаем, как резво уходят с молотка партии на десятки тысяч рублей. Покупатели явно осведомлены, какие именно макры идут на продажу, и не требуют объяснений, что означает «пакистанская бирюза», «закарпатский лунный» или «тамбовский кумач». С принятыми здесь обозначениями хорошо знакомы.
— Обрати внимания Кротовский, — шепнула мне Ева, — Вон те трое действуют заодно.
— Это какие? — переспрашиваю шепотом.
— Третий ряд второй слева, первый ряд посередине и пятый ряд крайний справа.
— Вообще-то сидят в разных местах.
— А это специально, чтоб не спалили.
— Как ты поняла, что они заодно?
— Друг с другом не торгуются.
— Может, совпадение?
— Может и совпадение. А еще выкупают самые крупные партии.
— Любопытно. Большинство пришло сюда за вполне конкретными кристаллами. А эти гребут все подряд.
— Да, действительно. Они самые активные.
— Ева, сфотографируй этих трех гавриков, выясни, кто такие.
Баронесса согласно кивнула и полезла в сумочку за мобилой, а я отошел от кулис к поджидающей меня Миле.
— Убедился, Кротовский? — Мила обиженно надула губки, — Вполне приличные люди. Младенцев в жертву не приносят.
— Убедился. Я хочу поговорить с твоим милейшим распорядителем.
— Кротовский, может, не надо?
— Надо, Мила, надо.
Она картинно закатила глаза и отвела меня в кабинетик. Судя по обилию зеркал кабинетик переоборудован из бывшей гримерки. За столом кабинетика обнаружился человек с напомаженными усами и до хруста накрахмаленным стоячим воротником.
— Вы раньше в театре работали? — вопрос напросился сам собой.
— Заведовал варьете, — с достоинством пояснил он, — К сожалению варьете закрыли. Пришлось немного сменить амплуа.