Она шмыгает носом. — Это вымысел. Нам не нужна луна, чтобы изменяться.
— О нас существует множество ложных мифов. Про оба наших вида. К слову, я люблю чеснок.
Она улыбается в ответ. — Меня насторожили оливки, фаршированные чесноком. Вы ведь итальянец, верно?
Я поднимаю бровь в ответ на ее прямой вопрос.
— Извините, — она отворачивается.
— Нет, ты не извиняешься, — упрекаю я, дергая ее за волосы. Она нисколько не сожалеет.
— Невежливо задавать вопросы о прошлом вампира?
— Невежливо. Нагло. Тебе повезло, что мне это нравится. Но будь осторожна, питомец. Зайдешь слишком далеко, и я заткну этот сладкий рот кляпом. — Ее ресницы трепещут, и я откидываюсь назад. — Да, я провел несколько столетий в Италии. Дерновые войны между городами-государствами. Блуд и ужин с Медичи. Стало утомительно, и возросшее внимание церкви к поиску и уничтожению любого зла или ведьм доставляло неудобства. Я сбежал в новый мир, где было много дикой природы и укрытий для монстров, которые охотятся по ночам.
— Вы считаете себя чудовищем? — шепчет она ковру.
— Я знаю, что это так. Существо, порожденное голодом и тьмой. Чем старше я становлюсь, тем больше у меня извращений.
Ее горло сжимается в конвульсиях. — Вы причиняете людям боль.
— Да, — протягиваю я, понизив голос. — Мне это нравится. — Я оттягиваю ее голову назад, обнажая шею. — И тебе тоже.
Она дергает головой, и я крепче ее сжимаю.
— Разве не так?
— Я не люблю боль.
— Не просто боль. — Я провожу пальцем от подбородка по мягкому горлу, наслаждаясь ее внутренней борьбой и желанием наброситься. — Боль, удовольствие зависят от того, как тело воспринимает их. Две стороны одной медали. Когда я хлещу покорных, — при слове «хлыст» ее пробирает дрожь, — я держу их на острие ножа. Подвешиваю над двумя пропастями. Первая — огромная боль. Другая — безграничное наслаждение. — Я протягиваю руку и качаю ею взад-вперед, пока она смотрит на меня. — Они никогда не знают, в какую сторону упадут.
— Так вот оно что. Вам нравится все контролировать.
— Мне не нравится, питомец. — Я накручиваю ее волосы на кулак, пока она не оказывается пойманной, горло напряжено, губы дрожат, на бело-золотом поводке. — Я живу ради этого.
Лимузин резко останавливается. Я удерживаю ее на месте несколько мгновений, прежде чем отпустить. — Ну что, пойдем?
Я помогаю ей выйти из лимузина и провожаю до дверей клуба. Дверь не заперта, но внутри никого нет, как я и приказал. Селена цепляется за мою руку, когда мы проходим через темную гардеробную и спускаемся по лестнице в полумрак.
— Что это за место? — спрашивает она приглушенным голосом.
В ответ я нажимаю на скрытую панель и включаю один ряд ламп. Первая часть комнаты отведена для отдыха. В баре с подсветкой установлены низкие столики и мягкие кресла. Я жду, пока глаза Селены привыкнут, и освещаю вторую половину подземелья. В огромной комнате вспыхивают прожекторы, освещая тяжелую деревянную мебель, привинченную к полу. Андреевские кресты, скамейки для порки, деревянные лошади, длинные столы, обтянутые черной кожей, — хорошо обставленное БДСМ-темница. Рай для вампирической обители. Подчинение — это ад и рай в одном лице.
Я щелкаю последним выключателем, и вся стена загорается. Селена ахает при виде висящих на стене флоггеров, веревок шибари, кнутов, затворов и тросточек.
Ее шок освежает. Был ли я когда-нибудь так невинен? Она поворачивается, широко раскрытые глаза горят, вбирая в себя все. Ее соски затвердели. Не такая уж невинная. По крайней мере, какая-то часть ее очарована.
Превосходно.
— Ну, питомец. — Я касаюсь ее волос, чтобы привести в чувства. — Что ты думаешь?
Она моргает. Облизывает губы. Говорит последнее, чего я ожидал: — Никто не ожидает испанской инквизиции.
Глава 5
Селена
Король вампиров движется позади меня гигантской, темной тенью в этом пугающем месте. Его смех эхом отдается вокруг меня, обволакивает, как теплое одеяло, проникает в вены. От этого звука у меня кружится голова, как от стакана виски на пустой желудок. Я слегка покачиваюсь, и он обнимает меня за талию большой рукой.
— Добро пожаловать в клуб «Яд», питомец.
— Это место принадлежит вам? — Я слышала о ночном клубе вампиров и слухах о том, что это на самом деле БДСМ-темница с танцевальным клубом в качестве прикрытия. Некоторые вампиры — садисты и предпочитают, чтобы их жертвы были покорными мазохистками. Они называют их сладкокровными. Кровь имеет больше вкуса, когда смешивается с эндорфинами, ответом организма на боль.
— Все, что ты видишь.
— Все, к чему прикасается свет, — бормочу я. Умные фразы — хороший способ скрыть страх. Люциус снова смеется и подталкивает меня вперед.
Мы уже на полпути к центру зала, где на возвышении стоит тяжелый трон, освещенный прожектором, демонстрирующим его средневековое великолепие, — тот случай, когда тишина обретает смысл.
— Здесь никого нет.
— Конечно, нет, — мурлычет мне на ухо Люциус. — Ты мое самое ценное достояние. Я не хочу выставлять тебя напоказ, еще не время.
Я думаю о вечеринке, которую он устраивает через месяц. — Но настанет день?
— Однажды. — Он отходит от меня, занимая свое место на троне. Король в своем королевстве. Его естественная среда обитания. — Ты готова приступить к тренировкам?
Готова ли я? Поворачиваюсь на месте, уделяя дополнительное время осмотру стены с инструментами. Стена боли. На тренировках я видела и похуже, чувствовала себя хуже, но сейчас все по-другому. Уединенность. Чувственность. Здесь нас только двое. Люциус закатил рукава рубашки, обнажив восхитительно сильные предплечья. Мои соски затвердели, обтянутые комбинезоном, а между ног повлажнело.
Я не боюсь того, что Люциус может причинить мне боль. Я боюсь, что мне это может понравиться.
Люциус щелкает пальцами, и я в мгновение ока оказываюсь рядом с ним. Стою на коленях, голова опущена, руки заложены за спину.
— Время игр закончилось, — говорит он мне. — Когда мы здесь, ты подчиняешься моим приказам, иначе будешь наказана. Никаких оправданий, никаких исключений. Ты всегда будешь называть меня «сэр», если только я не прикажу тебе молчать. Понимаешь? Ты можешь говорить.
Я сглатываю. — Да, сэр.
— Я могу пожелать, чтобы ты разделась или поползла. Ты подчинишься немедленно или будешь страдать от последствий. И, питомец, тебе не понравятся последствия. У тебя есть какие-нибудь вопросы?
— Каковы будут последствия? — спрашиваю я и добавляю: — Сэр?
Его темные глаза подмигивают мне. Ему это нравится: сцена, игра — все, что происходит. — Ослушайся и узнаешь.
Я бросаю взгляд на стену боли. Он наклоняется вперед и берет меня за подбородок, оттягивая назад. — Повинуйся мне, и я вознагражу тебя. Ты полюбишь награды. Вчера вечером ты попробовала их на вкус.
Да. Я никогда не забуду эти оргазмы. Я хочу большего.
— Через месяц я представлю тебя королевству. Супруга короля. Все будут желать тебя. Ты будешь выступать для них и заслужишь свою свободу.
А это, — он протягивает руку к столику, выдвигает ящик и достает оттуда коробку. Тяжелый серебряный ошейник лежит на черной бархатной подушке. Люциус берет его, и бриллианты подмигивают мне. — Ошейник, достойный королевы. Я намерен обучить тебя для себя и только для себя. Ты ни перед кем не преклонишь колени… только передо мной.
Интересно. Разведчики Ксавье ничего не говорили о том, что он был таким собственником с покорными.
Я открываю рот и жду, когда он наклонит голову, давая мне разрешение говорить. — И после вечеринки тоже… сэр?
— Ты будешь вольна приходить и уходить, когда заблагорассудится. Ты можешь вернуться в свою стаю, если захочешь. Цена твоей свободы — окончательное подчинение, но после этого ты можешь взять ошейник и уйти.
Я покачиваюсь на пятках. Он хочет обучить меня, заставить хотеть его. Я — инструмент демонстрации его силы. При условии, что он сможет заставить меня делать то, что он прикажет…
— А если я захочу остаться?
— Здесь всегда найдется место для тебя. Рядом со мной.
— В роли вашей покорной? Или меня станут передавать из руки в руки, когда вам заблагорассудится?
— Наше соглашение имеет логическое завершение, но я буду продолжать заботиться о тебе. Ты будешь работать здесь. И подчиняться только вампирам, которых выберешь сама.