Я подёргал правой рукой, подрыгал ногами, та же история. На меня упала тень, и знакомый голос произнёс:
— Очнулся, болезный? — Что-то я по голосу не понял, сочувствующий он, или ехидный? — Развязывать можно?
— Развязывать? — Переспросил я Соньку. — А зачем было завязывать?
— Как это зачем? — Удивилась она. — Ты же себя чуть не убил.
— Зачем? — Тупо посмотрел я на Соньку, пытаясь в памяти восстановить хронологию вчерашних событий. Получалось слабо. То, что я в Припяти, я помнил, но вот дальше. События путались в голове, словно пятнашки, и я никак не мог определить их очерёдность. Я повертел головой, пытаясь хоть немного определить своё месторасположение, может оно поможет. Взгляд выхватил только несколько деревянных крыш каких-то строений. Точно! Мы ведь идём по частному сектору Припяти! Как только я это вспомнил, прошедшие события сразу уложились в нужной последовательности, и стало полегче, но это не давало ответа на вопрос, почему я связан.
Я начал разматывать клубок и дошёл до «серебряной паутины». Вот тут меня снова проняло. Я задёргался, пытаясь освободиться и хотя бы пощупать, что у меня с лицом. А что-то с ним наверняка было, раз оно так саднит.
— Развязывать рано. — Констатировала Сонька, продолжавшая спокойно стоять на до мной.
— Не рано. — Взял я себя в руки. Действительно, чего переживать и дёргаться, если ничего изменить уже нельзя. — Сильно меня?
Заканчивать вопрос я не стал, Сонька умная, всё правильно поймёт, а я не хотел об этом даже думать, не то, что говорить. Жить всю оставшуюся жизнь уродом, что может быть хуже?
— Сильно подрана левая сторона лица. Глаз вроде не задет. — Сонька присела рядом. — Замазала зелёнкой и заклеила лейкопластырем. Как говорится, что могла — то сделала.
— Что значит подрана? — Не понял я. — Ты мне по существу скажи, сильные мутации, или жить можно?
Вообще, если не считать ноющей боли в лице и саднящей в затылке, я чувствовал себя вполне сносно. На всякий случай пошевелил пальцами на ногах, вроде что-то шевелится. Руки я видел. Да и всё остальное вроде работает. Разве такое возможно, вляпаться в «серебряную паутину» и остаться невредимым?
— Нет никаких мутаций. — Сонька принялась меня развязывать. — Ты не в «серебряную паутину» угодил, а в самую обычную.
— Да ну нах. — Скорее не из-за недоверия, а от стыда за своё малодушие пробормотал я.
— Вот тебе и «нах». — Сонька отвязала руку и пошла ко второй, но, увидев, что я сразу потянулся к лицу, пригрозила. — Сейчас снова привяжу!
— Всё, всё! Не буду. — Убрал я руку подальше от лица. — Зеркальце хоть дашь посмотреть?
— Думаешь, стоит? — С сомнением произнесла Сонька и принялась отвязывать ноги. — А то забьешься опять в истерике.
— Очень смешно. — Пробормотал я, сел и вытянул руку ладонью кверху — Давай.
Она вытащила из нагрудного кармашка маленький кругляш и вложила в мою ладонь.
— Любуйся.
Я полюбовался. Почти всю левую часть лица покрывали пропитанные зелёнкой бинты, удерживаемые лейкопластырем. Похоже, без шрамов не обойтись, но это всё же лучше, чем валяться завязанным в узел после «серебряной паутины».
— А сейчас мы где? — Отдал я зеркало и огляделся.
— Всё там же. — Сонька спрятала зеркало. — Вон тот злополучный сарай.
Я проследил за её указательным пальцем. Может и он, Соньке видней, заходили-то мы с той стороны, а на этой я себя уже не помню. Осторожно поднявшись, я направился к замеченному сбоку своему рюкзаку. Голова сразу закружилась, а потревоженные раны на щеке снова защипало.
— Чего потерял-то? — Спросила наблюдавшая за моими манипуляциями Сонька.
— Стимуляторы. — Я, наконец, вытащил на свет упаковку комбинированных ампул и довольно помахал ей. — А то мы сегодня никуда не дойдём.
— Может действительно никуда не стоит сегодня ходить? — Серьёзно спросила Сонька. — Вон крыша над головой есть, переночуем, отойдёшь от шока и ушибов, а завтра свежими силами двинем?
— Не-а. — Я закатал штанину и вколол себе одну капсулу. — До заката ещё далеко, так что пройдём прилично. Надо только подождать десять минут, пока подействует, и пойдём.
— Тогда может заодно и пообедаем? — Сонька вопросительно посмотрела на меня. — Как у тебя с аппетитом?
— Не жалуюсь. — Усмехнулся я, и мы полезли в рюкзаки за едой.
— Только немного, экономить надо. — Сонька вновь напомнила мне о необходимости обсудить с ней поход до «предбанника». — А если потом кого на дороге встретим, надо прикупить еды.
— Угу. — Пробормотал я с набитым ртом, абсолютно уверенный, что поступлю по-другому.
Вышли мы через пятнадцать минут. Чувствовал я себя вполне сносно, так что на счёт отмахать до заката приличное расстояние нисколько не кривил душой. Прошли ещё один двор, и вышли вновь на ту же узенькую улочку, только с другой стороны аномалий. Я проводил прощальным взглядом эльдорадо артефактов, и мы свернули на другую улицу, гораздо более широкую. «Телеграфная» — прочитал я на одном из домов довольно неплохо сохранившуюся надпись на табличке. Вообще сразу было видно, что дома на этой улице были когда-то богаче своих собратьев на соседних улицах, но оттого не менее ветхими. Краска облезла, крыша сохранилась едва ли на трети домов. Полнейшая разруха и ветхость навевали не самые приятные мысли, но не смотреть на них было невозможно — надо было контролировать всю местность целиком, а не только аномалии на дороге.
Пропустив две узких улицы мы решили свернуть на следующей, тоже довольно широкой. Я вновь попытался прочесть название, но здесь у меня ничего не вышло, таблички если и были, то сейчас валяются где-нибудь возле завалинок, а снова идти во двор из-за, в общем-то, и не нужного названия не хотелось.
Свернув в очередной проулок, я насторожился. Показалось, что ветер принёс запах дыма. Я заозирался по сторонам, но визуально никакого дыма не обнаружил.
— Ты чего? — Тоже остановилась Сонька.
— Дым не чуешь?
Кулачёк сделала носом несколько коротких вдохов и отрицательно покачала головой.
— Нет.
— Показалось, наверное. — Я пожал плечами и тронулся в путь, но успел сделать только пять шагов, когда очередной порыв ветра вновь принес запах дыма.
Мы с Сонькой переглянулись.
— Ты прав. — Она поудобней перехватила свой маленький автоматик. — Я тоже почувствовала.
Я посмотрел на крутившиеся на небе перистые облака, но откуда дует ветер, так и не понял. Послюнив палец, я выставил его вертикально вверх.
— Вроде оттуда. — Неуверенно махнул я рукой немного в сторону от того направления, которого мы придерживались.
— Надеюсь, сюрпризов не будет. — Вздохнула Сонька. — Надо постараться пройти незамеченными.
— Надо. — Согласился я.
Незамеченными проскочить не удалось. Мы вышли на очередной перекрёсток, и запах дыма усилился. Я повертел головой по сторонам и в прилегающей слева улочке увидел поднимающийся над забором белёсый дымок. Мы рванули через улицу, пытаясь спрятаться быстрее от случайного зрителя за угол дома, но не успели — на крыше того дома, во дворе которого горел костёр, появился бородатый парень средних лет с американской автоматической винтовкой в руках и сразу наставил её на нас. Мы остановились, бежать за угол как собирались, было бесполезно — с крыши всё прекрасно просматривалось. Я завертел головой в поисках какого-либо укрытия от пуль, если он начнёт стрелять, но ничего кроме бетонного огрызка, бывшего когда-то опорой столба, а теперь бестолково торчавшего из земли, ничего не обнаружил. Но за такое укрытие и одному спрятаться будет проблематично, а нас двое.
К моему великому облегчению парень поднял ствол дулом в небо и закричал куда-то во двор:
— Народ, тут сталкеры на огонёк заглянули.
Из-за забора выглянула ещё одна бородатая физиономия.
— Заходите к нам. — Прокричал бородач на крыше. — У нас как раз чайник вскипел.
Мы переглянулись. Чай это, конечно хорошо, но как бы не было подвоха. Впрочем (я провёл рукой по своему подбородку), я и сам не брился уже три дня, скоро щетина начнёт чесаться, так что их борода ни о чём не говорит. Может им так нравится?