Раскройте с этой мыслью Писание — и с ваших глаз спадет пелена. Перед вашим потрясенным взором разверзнется пропасть, и вы станете потрясенным свидетелем обручения восторга и священного ужаса. Вы умолкнете, вы больше не осмелитесь говорить. Вы больше не осмелитесь плюнуть на землю, увидев в ней истинный лик Христов. Когда вы читаете, например в Евангелии от Иоанна, о том, как Иисус «писал перстом на земле» в присутствии книжников и фарисеев, обвинявших женщину, «взятую в прелюбодеянии», — то есть Его супругу Церковь, за которую Он должен был умереть, — быть может, вы с невыразимым волнением ощутите, что Искупитель начертал на своем собственном Лице и тем же перстом, которым исцелял слепых и глухих, безмолвный приговор неумолимым и косным законникам. «…Сущий от земли, земный и есть и говорит, как сущий от земли» [110], — сказал Его Предтеча, и потому–то Сам Учитель всегда изъяснялся притчами и аллегориями. Дрожащей рукой и с бьющимся, как праздничные колокола, сердцем можно до бесконечности раскрывать все неожиданные соответствия Священного Писания.
Нужно воздать беспредельное уважение этой чудотворной земле, немыслимо оскверненной всеми, кто жил на ней в течение стольких веков, а ныне жестоко обесчещенной хищными промышленниками, содравшими с неё все украшения и овладевшими ею до самого нутра. Но всё бесовское зло не нанесет ей большего оскорбления, чем люди, надругавшиеся над ликом Искупителя. К каким бы низменным средствам ни прибегали люди в своей алчности, сколько бы ни делали её предметом торговли или нечестного обмена, все равно это не сравнится с нанесёнными Ему оскорблениями. Как бы ни был разграблен зримый лик нашей планеты, её не лишишь сокровенного гнева Того, чьим образом она является, и не остудишь её расплавленных недр.
«Когда Я вознесен буду от земли, всех привлеку к себе», — говорит Господь. Этому предсказанию суждено было сбыться в мире видимом, и временные цари земные, сами не сознавая, что они держат в своих грязных руках, украсили крестом символ их земной власти, желая привлечь всех к себе. Этот обман длился веками вплоть до прихода Наполеона, который по велению небес должен был явиться его последней и высочайшей жертвой.
Ныне ничего подобного нет и быть не может, ибо единственное существо, в котором, казалось, все воплотилось на миг, Наполеон Великий, в свой черед обратился в прах. Ни один монарх не устремлял на землю столь проницательного и пристального взгляда. Быть может, ощущая в самом себе вулканические страсти и океанские бездны, он сочувственно вглядывался в её бедствия, нанесенные ей страшные раны, синяки, шрамы, мертвенную бледность и даже отметил начало агонии. Скорее лекарь, чем воитель, он начал было её врачевать и, желая вернуть ей былой румянец, влил в неё новую жизнь. В сущности, он сумел лишь залить её кровью, и, несомненно, это единственное, что можно было предпринять, ибо, похоже, страшное средство пошло ей на пользу. И спустя сто лет она все еще не умерла. Ее похороны пришлось отменить, но новый Крест, дарованный ей Наполеоном, уже рассыпается в прах, и сама идея державы потускнела, так как сферическая форма Земли оспаривается некоторыми учеными, приписывающими ей невесть какую геометрическую форму.
Когда же явится Тот, который должен прийти, чей приход был предвосхищен всемирным потрясением народов при Наполеоне? Он, несомненно, придет во Францию, ибо Богоматерь–Утешительница в Ла–Салетте в слезах предсказала его пришествие… Он придет во имя Божье или против Бога — этого мы не знаем. Но бесспорно, это будет человек, которого ждут и злые и добрые, — небесный посланник радости и отчаяния, чей приход возвестили пророки, о котором кричали пугливые и свирепые звери, радостно или уныло распевали птицы, вопили пучины и зловонные бойни, — начиная с первого непослушания праотца всех людей.
В тот день мы увидим истинную форму Земли и узнаем, почему она зовется подножьем Господа.
«Мы готовы дойти до врат ада, но намерены там остановиться». Именно в таких выражениях несчастный Пий VII говорил о Конкордате 1801 года. Он вынужден был прибегнуть к этой ужасной уступке, чтобы не потух тот слабый огонек последней лампады, коим была Франция для мира.
Отвращение его было столь велико, что понадобилось поистине сверхъестественное влияние, которое имел Наполеон на престарелого, мягкого и кроткого первосвященника, видевшего в нем больше чем обычного человека, и даже самое дурное обращение не могло перебороть эту привязанность. Ибо сила обаяния, исходившая от победителя, не перестает удивлять. Легко понять, за что его обожали солдаты — участники его бескрайней славы, чья отвага возрастала благодаря ему во сто крат. Легче всего объяснить, почему министры его могущества, бесчисленные чиновники его империи были ослеплены великими делами, совершавшимися у них на глазах. Даже монархи — враги и соперники, столь часто терпевшие от него поражения и поношения, не могли не восхищаться им, трепеща от страха. Чтобы овладеть людскими душами, у него словно вырастали миллионы рук.