Но все мелкие каверзы и козни против Церкви, ведущие свою историю по крайней мере с Франциска I, меркнут рядом с рвением «верного сына» — Наполеона, отправившего Папе в феврале 1806 года неслыханное по дерзости письмо, где он объявил себя Императором Рима. Оно сводится к следующему: «Я больше забочусь о религии, чем Вы сами, Вы допустили её упадок, посмотрите же на меня; я проявлю больше мудрости и умения, а также и благочестия и добьюсь большего, чем Вы, попускающий гибнуть душам» (!!!).
В своей ненасытной деятельности этот солдат, ничего не знавший о церковном управлении, не мог ни принять, ни понять медлительности, с которой принимали решения в Риме, и яростное нетерпение охватывало его на троне так же часто, как в походе. Напрасно Пий VII пытался объяснить ему, что поспешность в церковных делах приводит к злоупотреблениям. Вскоре они исчерпали все пути к взаимопониманию, ибо никогда согласие между этими двумя людьми не воцарялось надолго, так как один из них потрясал разящим, но недолговечным мечом, а другой представлял божественный закон, вечный и непреложный.
В начале своей славы Наполеон, как я уже сказал, совершенно искренне желал исцелить раны Церкви и всей земли; в 1806 году и позднее он все еще говорил об этом.
Но Абсолют несовместим ни с чем земным, и даже абсолютная власть императора так и не смогла повернуть ключи священного ковчега, в котором под пристальным взглядом Папы хранилась абсолютная Божественная воля.
Первым поводом для неудовольствия послужил отказ признать недействительным брак принца Жерома, заключенный по протестантскому обряду, В связи с этим Пий VII взял на себя труд, — впрочем, совершенно напрасный, — составить длинное письмо, исполненное ангельского смирения и во всех отношениях достойное Святых Отцов прошлого. Первые же потери привели к новому приступу ярости, завершившемуся оккупацией Анкона вопреки папскому нейтралитету. Папа пенял ему на это неправедное деяние с апостольской и отеческой кротостью, которая лишь ожесточила сердце фараона. Но что еще можно было поделать? Лишенная своего главы, Церковь, страдая и стеная, вынуждена была ждать поражения непобедимого.
Блистательный герой Йены и Лобау, которому нужна была континентальная блокада, чтобы предвосхитить, приход то ли дьявола, то ли Духа Святого, дошел, возможно сам того не желая, до таких пределов притеснения, когда гнев небесный неизбежно должен был обрушиться на него. «Папе Пию VII возбраняется сообщаться с какой бы то ни было Церковью Империи, в противном случае он проявит неповиновение властям». Это ответное политическое отлучение, столь напоминающее полицейские инструкции, было официально объявлено пленнику 14 январи 1811 года.
19 марта того же года — день поистине знаменательный — родился Римский король. В этот день Церковь отмечает память Патриарха послушания, которого другой Папа провозгласил покровителем Вселенской церкви [112]. Он принял в свои объятия хрупкое дитя величайшего из смертных и, будучи одновременно покровителем милосердной смерти, поспешил вернуть его истинному Отцу — Императору Вселенной.