Тягостно думать, что несравненный военачальник был побежден Веллингтоном! Да, многие маршалы действительно не повиновались или предавали его. Но чтобы какой–то Веллингтон одержал над ним верх, до чего же это позорно! Главная заслуга этого «бесподобного» английского генерала заключалась в том, что в Испании он успешно поставлял войскам мясо и был бы неминуемо разбит в битве при Ватерлоо, если бы Наполеон заставил подчиниться своих генералов. Никакое негодование или сарказм французов не могло бы лучше унизить эту марионетку, чем забавные советы, которые дает главнокомандующим английский автор в книге «Advice to the Officers of the British Army» [118]
«Нет лучшего совета, чем проявлять великодушие к врагу. Преследовать его по пятам после победы значило бы воспользоваться его бедственным положением. Достаточно того, что вы уже доказали, что сумеете разбить его, когда считаете нужным… Будьте всегда открыты и лояльны к врагам и друзьям. Так, вы ни за что не станете понапрасну защищать пограничную зону или устраивать засады. Вы никогда не нападете на врага ночью. Вы вспомните слова Гектopa перед схваткой с Ахиллом: “Небо, освети нас и сразись с нами!” Если враг отступает, дайте ему несколько дней форы, чтобы доказать, что вы и не думаете застигнуть его врасплох, когда вы соберетесь это сделать. Как знать, быть может, столь великодушный жест заставит его остановиться? А когда он укроется в безопасном месте, вы броситесь ему вдогонку вместе со всей вашей армией… Никогда не продвигайте по службе умного офицера, достаточно простого рубахи–парня, который будет беспрекословно выполнять ваши приказы. В офицере, сведущем хоть на йоту больше других, нужно видеть своего личного врага, ибо можно не сомневаться, что он потихоньку смеется над вами и вашими распоряжениями».
Бесспорно, что Веллингтон, пользующийся заслуженным восхищением англичан, буквально следовал этим драгоценным советам в своих кампаниях на Пиренейском полуострове и даже в Бельгии. Чтобы не быть двадцать раз разбитым в Испании и Португалии, ему были необходимы отсутствие Наполеона и преступная анархия заменивших его генералов.
Можно с уверенностью сказать, что даже крушение Империи принесло Наполеону меньше горечи, чем эта позорная подстановка. Его, грандиозного и великодушного императора латинян, победили все лондонские лавки и сейфы в лице недалекого Веллингтона. И за их победой стояло отвратительное ханжество скаредного и чванливого протестантизма, а также низость учетчиков резни. Но прежде и больше всего тут виделась удивительная усмешка неба, двигавшего армиями, которое, как во время потопа, теперь раскаялось в том, что так возвеличило одного человека, и в порыве ужасного милосердия в конце концов повергло его к ногам случайного преемника его славы.
За позором Англии последовал позор других европейских монархий. Признаться, от него приходишь в замешательство. Никогда еще государственная продажность не достигала таких масштабов. Католическая Австрия, лютеранская Пруссия, раскольническая Россия одна за другой или все вместе выпрашивают английских субсидий для борьбы с Францией. С 1793-го по 1813 год — пять больших коалиций, не говоря уже о бесчисленных и не прерывных мелких заговорах, когда каждый участник получал на лапу, начиная с могущественных и высокомерных министров и кончая простыми шпионами и лазутчиками, объединенными с одной лишь целью — сокрушить общего врага, прежде чем пожрать друг друга. В течение двадцати лет Европа буквально кишела предателями, лгунами и наемными убийцами, без конца протягивавшими свои жадные руки к Англии, которая скрепя сердце платила им за труды, а зачастую с презрением отказывала, когда они начинали халтурить. Презрение Англии! Даже его приходилось проглатывать им вместе с тяжкой карой, наложенной Непобедимым на поле брани.
Нет сомнений, что государственные деятели неизменно и постоянно придерживались убеждения, что в политике все средства хороши, а убийство исподтишка и бесчестье даже облагораживают плату наемникам. Так полагали грабители, для которых Европа стала большой дорогой. Это вошло в привычку, и раздел территорий, последовавший за падением Наполеона, или размен, выражаясь на дипломатическом жаргоне, принятом в то время, с избытком подтверждал незыблемость этих принципов.