Начнем с Австрии. «Extra statum nocendi», как сказал Kayниц в 1788 году. «Обезвредить». Это указание относилось к Пруссии, прежде чем стало всеобщим лозунгом, направленным против Франции. Вредить с их точки зрения означало не подчиняться Австрии, и так как Франция сразу после революции принялась ей всячески вредить, она не остановилась перед тем, чтобы восполнить тревожный дефицит своего военного бюджета классическим способом — выпросив денег у Англии. С появлением на сцене Тюгю, бывшего шпиона Шуазеля, изменника Франции и Австрии, начинается торг, точнее, грязные сделки. «Нам не хватает денег», — стенал он уже в 1794 году.
Так же, хотя и не столь откровенно, поступал Меттерних — один из самых видных и знатных аристократов на свете. Когда Наполеон добился явного преимущества, канцлер дошел до того, что за большие деньги продал ему эрцгерцогиню, — выгодное дельце для австрийского монарха, который на склоне лет, когда сам уже продаваться не мог, взялся сводничать своей дочери. Уму непостижимо, как низко может опуститься человек. Когда стало ясно, что звезда Наполеона закатилась, австрийцы вспомнили о британских сейфах, а его тесть — его Апостолическое Величество — собрал под свои знамёна триста тысяч человек, чтобы с оружием в руках отстоять прелюбодейное ложе своей драгоценной дочурки, которую это вполне устраивало. Впрочем, было сделано все возможное, чтобы удачная перемена в её судьбе стала неизбежной. Падение Покорителя готовилось ими заранее, при этом не гнушались никакими средствами, а свадьба была всего лишь уловкой, должной усыпить его бдительность. Поэтому князь Меттерних, позднее работая над «Мемуарами», засвидетельствовал свои заслуги: «Цели, лежавшие в основе австрийской политики, всегда были самыми чистыми, какие только можно себе представить».
Что касается Пруссии, то тут ни о какой чистоте не может быть и речи. В этом разбойничьем логове заправляли грубые солдафоны. «Война, — говорил Мирабо, — есть национальный промысел Пруссии». Понятно, что имелось в виду. Начиная с варваров V века не было на свете более кровожадного и хищного народа. С тех пор ничего не изменилось, что и подтвердил 1870 год.
Кто не знает, что скандальное процветание этого народа началось в XVI веке с союза маркграфства Бранденбургского и собственно Пруссии, тогда еще крошечной и нищей, представлявшей собой две немецкие колонии в славянской стране? Это жалкое прусское герцогство, некогда отвоеванное у язычников Тевтонским орденом, не имело ни государственных, ни естественных границ и без зазрения совести перешло в лютеранство, чтобы расширить свои пределы. Вернейшее средство в XVI веке.
Объединившись ценою вероотступничества с маркграфством Бранденбургским, Пруссия сочла, что все пограничные земли следует прибрать к рукам, и это убеждение при Гогенцоллернах стало единственным государственным принципом. Фридрих Великий положил начало прусскому военному могуществу, отхватил себе Силезию и Польшу и, проглотив их, предназначил своим преемникам Саксонию, Вестфалию, Баварию, Австрию, а если удастся, и всю Германию. Но его непосредственным наследникам не хватало гения и неколебимой воли этого опасного разбойника, и его внучатый племянник, монарх- увалень, имевший наглость бороться с Наполеоном, наверняка потерял бы все, если бы не прискорбное великодушие его противника.
После Иены Пруссия обеднела как никогда и была вынуждена слегка приторговывать собой, причем ни её темперамент, ни совесть нисколько этому не препятствовали. Об этом в 1813 году позаботилась Англия, осыпавшая её скорее звонкой монетой, чем ласками. Карфагену приходилось содержать своих наемников. Штейн, Шарнхорст, Гнейзенау и негодяй Блюхер служили ему с тем большим рвением, что предполагали отхватить несколько лакомых кусочков у поверженного великана для своего гнусного отечества. Самый ненасытный европейский двор, считая себя наиболее обойденным, постарался получить львиную долю и в настоящем и в будущем. Местный и наследственный разбой ширился, выходил из берегов, набирал силу, до тех пор пока не произвел на свет в наши дни Германскую империю, которая, быть может, кончит тем, что сама пожрет себя, как погребенные заживо в гробнице, полной презрения и мерзости, которую ей готовит социализм.
Нужно ли вносить Россию в список наемников? Безусловно. Скажем, Суворов, который прошел через всю Европу, заполонил Италию или взобрался на Швейцарские Альпы, наверняка нуждался в деньгах. Московская казна была ненадежной, и русский рубль недорого стоил в Европе. Тем более невозможно представить очаровательного отцеубийцу Александра I, отказывающего себе в мелких удовольствиях, чтобы не дать себя разбить при Аустерлице или Фридланде. Роль дипломата, ведущего высочайшие переговоры, куда больше подходила ему и обходилась много дешевле.