Каюк почти неслышно скользил по свинцовой воде. Тяжело греблось вверх по течению. И ещё заботила мысль: где причалить? Никогда не ходил он на каюке выше тех сосен, в которых нашёл Улиту. А как войти с ней в Кучково, нарушив запрет Букала?
- Куда мы плывём? - прервал его мысли подозрительный вопрос.
- Я доставлю тебя домой, - пообещал Род.
- Кто об этом просил? - изумилась Улита.
- Это мой долг.
- Ты слышал: я не хочу… Не надо!.. Не смей! - молила и приказывала она.
Род продолжал грести, думая о своём.
- Мало ли что не хочешь…
Вдруг Улита - вот уж чего он не ожидал! - вскочила кошкой и, если бы Род мгновенно не ухватил её за ноги, бросилась бы в воду. Во всяком случае, таковы были её явные устремления. Потеряв опору, она плюхнулась на дно, едва не перевернув каюк. Просто чудом удалось выровнять мелкое, неостойчивое судно.
Улита бурно ревела, сжавшись в комок. Род всей душой пожалел её:
- Ну зачем ты так рюмишь?[17] Ну, успокойся. Разве я хотел тебе худа? А ведь утопла бы…
- Плаваю, как рыба, - выпалила она сквозь рыдания.
Каюк вертелся на одном месте. Улита утёрла слезы концами своего лепеста, села, выпрямившись, и, как истая боярышня, приказала:
- Поворачивай лодку вспять!
Род сразу повиновался, чтобы строптивица не повторила своего отчаянного поступка. Каюк, как лошадь в родное стойло, помчался вниз по течению. И это подсказало юноше трудное, но единственное решение. Не бросать же сумасбродку в лесу… Конечно, Букал не обрадуется чужой гостье, да к тому же Кучковой дочке. Придётся принять на себя его укоризны.
- Куда мы плывём? - опять засомневалась Улита.
- Домой, - сказал Род и тут же испуганно пояснил, встретившись с ней глазами: - Не к тебе, а ко мне.
- Где твой дом? - допрашивала она.
- На реке Быстрице да в подвязье[18] на глушице[19].
На сей раз беглянка угомонилась и замолчала надолго.
Если днём бог Ярило обходил южный край земли, держа голову высоко и гордо, то в краткую июньскую ночь, не покидая планеты, прятал лик за окоёмом. Лишь белый нимб его зримо двигался северной стороной, пугая тьму.
Лодка ткнулась в низкий пойменный подберег. Оттащив каюк подалее от воды, Род подхватил на руки Улиту, чтобы не замочила дорогих башмаков.
- Планощь, - объявил он о наступлении полночи.
Девушка обвила его шею, как в сладкий миг, когда оба укрылись на дереве.
- Откуда знаешь, что сейчас планощь? А пладень как узнаешь? - ворковала она.
- Планощь - по звёздам, пладень - по солнцу, - робко пояснил он, опасаясь обвинения в новой кощуне.
Они поднялись на высокий коренной берег, взметнувший сосны к самому небу.
- Был бы ты познатней, - пошутила Улита, опускаясь на землю, - я бы стала твоей подружней.
- Очень уж злая ты, - простодушно ответил он на девичью шутку. - Лучше железо варить, чем со злою женою жить.
Она резко обернулась, но промолчала, только насупилась.
Род тут же пожалел о своих словах. Искал, как сгладить оплошку. Улита очень кстати помогла ему:
- Такое главоболие, мочи нет! - остановилась она, прижав ладони к вискам.
- Это от голода, - догадался Род. - Ты весь день не ела! - и полез в свою торбу, - Сейчас достану естьё…
Улита, видимо, ещё и не думала сменить гнев на милость.
- Хочешь показать свою доброту? - неприязненно отступила она, - Ты слишком добр для мужа, а я для подружии слишком зла. Вот и ешь один!
И бросилась в чащу. Род, сокрушаясь, что беглянка много натерпелась за день и теперь не в себе, поспешил вслед за ней. Бегуньей боярышня оказалась изрядной. Только у большой поляны удалось её настичь. Да и на поляну она выскочила первая.
- Смотри! - внезапно вскинула руку девушка.
Он взглянул по направлению её пальца и увидел в дальнем конце поляны розовый цвет, будто солнце сквозь ночь ясный взгляд уронило на этот маленький кусочек земли. Все краски вокруг пригашены, все будто синей кисеёй покрыто, лишь у самого края - розовая прореха в кисее…
Род озарённо воскликнул:
- Разрыв-трава!
И тут же в голову пришло, что нынче необычная планощь. Это полночь в канун Ивана Купалы. И оба они так счастливо попали на заветное место! Прежде тысячу раз этой поляной ходил. Посветлу и потемну. В голову не могло прийти, что вон в том дальнем углу, в подвязье… как раз и может быть… Он ринулся на розовый цвет, срывая рубаху на бегу, оставляя по пути долгари, чтобы взять волшебную разрыв-траву босым и полунагим, иначе в руки не дастся.
Улита камешком из пращи пролетела мимо, тоже без рубашки и босиком.
Оба, прянув на землю, упоительно запустили пальцы в призрачное растение. А трава-прыгун, травка - не-тронь-меня так и норовила ускользнуть из-под рук.
- Скорей, скорей! - зашептала девушка. - Разрыв-трава держит цвет не долее, чем успеешь «Отче наш», «Богородицу» и «Верую» прочитать.
Род не слышал об «Отче наш», «Богородице» и «Верую», но спешил, тоже зная о краткой жизни сказочного цветка.
Цвет погас внезапно. Счастливцы успели! Улита стояла, сладостно прижимая свежее зелье к обнажённой груди, сама как молочно-восковой цветок. Род смущённо отводил от неё глаза, бережно держа в ладони колкую травку.
- Замки и запоры от разрыв-травы распадаются, клады даются, - возбуждённо шептала Улита.
- Если в кузницу её бросить, кузнец не сможет работать, - припомнил Род.
Соединив свою добычу, укутав её в лепест с Улитиной головы, оба оделись и перевели дух.
- Дальше нас ждёт непутьма[20], - вздохнул Род. - Понесу тебя в заболотье. Я нитечку знаю. Буду твоим ношатаем…
- Ты сильный, - доверчиво вымолвила Улита. - Нынче испытала, какой ты сильный.
- Букал называет богатырём, - не утерпев, похвалился Род.
- Кто такой Букал?
- Там увидишь…
Уже привычно он подхватил на руки свою найдёну и погрузил непромокаемые долгари в густую на вид, страшную темной неподвижностью воду.
Болото встретило их лягушачьим полногласием. Чем дальше, тем становилось тише. Только пузыри взбулькивали то там, то сям, словно болотная утроба дышала, почмокивая во сне многочисленными губами.
- Род, мне страшно, - прижалась к его груди Улита.
- Ничего. Ты доверься. Я нитечку знаю.
Двигался он неспоро, хотя уверенно. Впереди, на востоке, нимб над макушкой бога Ярила стал наливаться огнём.
- А вдруг все это нам померещилось? - закрыла глаза Улита.
- Что померещилось?
- Разрыв-трава, розовый цвет…
Род не ответил. Он видел перед собой край болота, подступившего к подберезью, и согбенную длинную фигуру Букала, опершегося о суковатый посох.
- Идёт детинец, несёт гостинец, - гулко сказал старик.
3
Миг только глянули друг на друга Улита и старик - сплошь в морщинах. Улита - с насторожённостью волчонка, исподлобья, старик - с беркутовой цепкостью. У неё коса соломенная полурасплелась, у него - седые космы на глазах и на плечах. Улита молча уронила голову на грудь. Старик вскинул кулаки к лицу, глухо произнёс:
- Принёс голубу на свою погубу!
Отвернулся, зашагал первый. И, как бы подчёркивая страшные слова, заходил на нём длинный, вздувшийся на спине емурлак малинового сукна, обычно защищающий от дождя, а нынче, в ведреный день, видимо, служивший вторую службу: в этой одежде волхв совершал жертвоприношения. Род понял: моление было о нём, чтобы возвратился живым, невредимым.
Улита нехорошо покрутила пальцем у виска и спросила:
- Кто это?