— Других условий у меня для вас нет. Хотя нет, позабыл еще об одном. Мне надоело чувствовать себя пугалом и видеть ужас на лицах магов и людей, которые видят мой чёрный паспорт. Хочу, чтобы вы рассказали обо мне всей стране. Чтобы каждый житель до последнего младенца обо мне узнал.
Маги стали переглядываться, на зрительных местах поднялся шум.
— Вы уже упоминали про нечто подобное на прошлом Совете. Но это абсолютно абсурдная идея, — заметил Прегиль. — Как вы себе это представляете?
— Как? Легко. Устраиваете пресс-конференцию, зовете репортеров телевидения и газетчиков. Даёте интервью, которые будут показывать по всем каналам страны в течение месяца чтобы ни один житель не пропустил. Пусть в газетах печатают об этом статьи, говорят по радио.
Зал объединенного совета Гильдий погрузился в тишину.
— Австрии это тоже касается, господин Дагоберт, — произнес я ледяным тоном. — Ответственность можете не брать, но, я надеюсь, обезопасить австрийский народ вы не откажетесь.
Базилиус Прегиль и Чистослав Черный сверлили меня пристальными взглядами.
— Это всё?
— Будет еще небольшое приложение в виде остальных условий. Но они настолько незначительны, что их даже обсуждать не стоит, — я посмотрел на Омегу. — Думаю, вам нужно время, чтобы это обсудить. Минут десять у вас есть, я как раз выпью чашку кофе. Пойдем, Барри.
Мы с Финбарром поднялись из-за стола и в полной тишине вышли из зала в холл.
— Что ты им сказал, Харди? — спросил он. — Ну и лица у них были.
Я кратко пересказал. Желтые глаза кузена округлились.
— Честно говоря, я бы на их месте тоже охренел, — только и сказал он.
— Ничего, переживут, — я усмехнулся. — Эй, нам два кофе.
Перед нами появилось два кобольда, протянули нам чашки.
— И ты думаешь, они согласятся?
— Сначала нет.
— Сначала? — Финбарр смотрел на мое непроницаемое лицо. — Что это значит?
— Скоро узнаешь. И будь настороже, когда начнет темнеть — обстановка резко накалится. В последний раз из этого зала мне пришлось убираться через окно. А там высота примерно та же, как на руине в Бларни — метров тридцать.
— Ты спрыгнул? — Финбарр уставился на меня. — И тебе опять ничего не было?
— Да.
— Я, пожалуй, лучше по лестнице спущусь, — пробурчал кузен.
Я тем временем допил кофе и взглянул на часы. Отведенные десять минут истекли, но я подождал ещё пять, давая магам больше времени. Потом кивнул Финбарру в сторону зала. Мы зашли туда и заняли свои места. Выражение лиц глав Гильдий были довольно угрюмые. Даже Маделиф поглядела на меня хмуро. В ее глазах осталось непонимание. Но я ничего никому объяснять не собирался.
Попросил у кобольда новую чашку кофе, потом мельком глянул на Финбарра.
— Всё по-прежнему чисто, Харди, — тихо произнес он на гэльском.
Прегиль бросил на меня проницательный взгляд. Потом сложил в стопку разрозненные листы, разложенные на столе, и протянул мне.
— Это наши условия, господин Райнер-Наэр.
Я не спеша всё прочитал. На моем лице не отразилось ни единой эмоции.
— Ни одного не принимаю, — ответил я.
— Но почему⁈ — воскликнул, не сдержавшись, Базилиус. — Вы получаете от нас защиту и обязательства в спорных случаях пристально рассматривать каждый из них, делая поправку на вашу темную кровь и…
— Случаях — это когда кто-то умрет вроде как по моей вине? — поинтересовался я. — Вы о чем вообще? Господин Дагоберт даже понимать не хочет, что случилось в Гретзиле. Потому что правда для него может существовать только на одной стороне. И он — не один такой.
Прегиль, поставив локти на стол и уперев пальцы в виски, напряженно думал.
— Тогда мы опять в тупике, — произнес он. — Но, тем не менее, нам необходимо договорится.
— Я никуда не тороплюсь, — произнес я. — Но свои условия пересматривать не собираюсь. Кстати, дайте мне бумагу. Я напишу дополнительные.
Прегиль только покачал головой от безнадежности и передал мне лист. Я, достав ручку из кармана пиджака, принялся не спеша выводить условия.
— Эгихард, ты пишешь на драконьем, — заметила тихо Маделиф, бросив взгляд на записи. — Извини, что невольно подсмотрела.
— Правда? Вот черт.
Я смял бумагу в комок. Прегиль передал мне еще несколько листов. Когда я закончил, в окна били последние лучи быстро опускающегося за холмы солнца. В зале ярче разгорелись светильники. Я пододвинул лист Маделиф. Она прочитала и, кивнув, передала его дальше.
— Эти условия вполне приемлемы, — сказал Прегиль, когда с моими записями ознакомились все главы Гильдий. — В отличие от ваших первых трех.
— Решайте. Как я уже сказал, торопить вас не буду, — сказал я и поднялся, заметив вошедшего в зал мага.
— Вы собираетесь уезжать?
— Хочу выспаться дома в своей постели. Когда что-то решите, пришлите мне уведомление.
Вошедший маг между тем подошел к Ульриху Адельману и протянул тому чёрный конверт.
— Это что? — с непониманием произнес Ульрих, взяв конверт, а потом подскочил, с грохотом опрокинув кресло.
За ним вскочили остальные главы Гильдий. Все взоры были обращены на мага принесшего конверт. По лицу посыльного вдруг пошли оспины. Кожа начала сворачиваться, слезать струпьями.
— Нас всех прокляли, господин Адельман, — произнес маг и харкнул кровью.
Ульрих едва успел увернуться от кровавых брызг. А принесший конверт маг замертво упал на пол.
— Конверт, не вздумайте открывать конверт! — прорычал Базилиус Прегиль.
Его яростный взгляд метнулся ко мне. Взоры остальных обратились ко мне.
— Я ничего не делал, — жестко произнес я. — Вам это прекрасно известно.
— Конверт переполняет черная магия! — Чистослав принялся выписывать защитные заклятия. — Положите его на стол, господин Адельман.
К Чистославу присоединились остальные. Ульрих осторожно положил конверт в центра стола, отступил подальше, с опаской взглянув на руки. Потом принялся выводить защитные заклинания над трупом, чтобы обезопасить остальных от заразы.
Конверт вдруг взлетел в воздух. Вокруг него возникла сотканная из заклятий защитная сфера. Он медленно разворачивался. Внутри послания не было.
Из черной пустоты конверта, словно из какой-то черной бездонной бездны вдруг зазвучал голос. Неизвестный имел еще более глубокий бас, чем Финбарр, с неприятными скрежещущими нотами.
Главы Гильдий застыли.
— Кто-нибудь понимает, на каком языке говорят? — Чистослав обвел взглядом своих коллег и остановил его на мне. — Господин Райнер-Наэр? Вы понимаете?
— Не уверен, что вам понравится то, о чем говорят, — я продолжал вслушиваться в слова.
— Переводите уже, черт бы вас побрал! — не сдержался Прегиль.
Я едва заметно дернул плечами и заговорил, стараясь не пропустить ничего, о чем вещал голос неизвестного:
— Ваше время пришло. Время умереть. И эта ваша погибель не наступит мгновенно. Нет. Я растяну это удовольствие ровно на год. Год я буду смотреть, как угасает страна, как угасают люди, как угасает ваша магия. Как все, что вы создавали, обращается в прах. Сегодня такие конверты получат тысячи магов и тысячи людей. Для каждого из них у меня подготовлено персональное проклятье. Каждый конверт раскроется, даже если рука не коснется его, каждое проклятие будет произнесено. Ульрих Адельман, глава Хайдельбергской Гидии, я…
Я замолчал.
— Что дальше⁈ — заторопил Прегиль.
— Если я произнесу это слово, проклятие станет и моим тоже. Точнее получит двойную силу, — пояснил я. — А проклинать господина Адельмана в мои планы не входит.
— Хорошо, замените слово на «извещаю».
— Я извещаю вас, ваших магов и вашу Гильдию. Через год уже некому будет учиться в вашей академии. Река знаний иссякнет, умы иссохнут. Ваш замок и город погрузятся во тьму невежества, как и все вокруг.
Я смолк почти одновременно с голосом. Где-то за окном оглушительно прогрохотало и фундамент замка содрогнулся, словно ставя точку в произнесенном проклятии. Ульрих Адельман, смертельно побледнев, опустился в кресло, которое едва успел вновь поставить Прегиль, чтобы тот не свалился.