- Аманда? - позвал я, и она тотчас откликнулась:
- Да?..
- Здесь есть дверь. Я проверю, что за ней, и вернусь к вам. Постараюсь не задерживаться.
- Хорошо, - тихо ответила она и, помедлив, неуверенно добавила: - Джер?..
Я вздрогнул. Джер. Не мистер Сандерс. Нет, конечно, она звала меня по имени и тогда, на озере, но сейчас... сейчас это почему-то звучало совсем иначе.
- Да?..
Мгновение.
- Будьте осторожны.
- Обещаю, - проговорил я.
И, не медля более, распахнул дверь, молясь обоим богам, чтобы за ней меня ожидало спасение.
ГЛАВА 15
Разум может подсказать, чего следует избегать, и только сердце говорит, что следует делать.
Жозеф Жубер
Дверь отворилась с тихим скрипом, и перед моим взором предстало тёмное помещение, но даже в свете единственной свечи я уже мог понять, что оно разительно отличалось от остальных.
Вокруг вырастали силуэты мебели: длинный стол, пара стульев, высокие стеллажи по бокам. Всё было в неплохом состоянии и уж точно простояло здесь меньше четырёх веков. Что ж, если и не спасения, то, похоже, нашей заветной цели я всё-таки достиг. Это место почти наверняка принадлежало таинственному прадеду Аманды.
Я сделал несколько шагов вперёд. Стол был практически пуст, не считая нескольких невероятно пыльных колб и громоздкого, устрашающего сооружения, отдалённо напоминавшего самогонный аппарат. Вот только здешний щерился множеством трубочек, колбочек, полых сфер и прочей бутафории, навевавшей мысли о том, что я находился в лаборатории какого-то обезумевшего химика. Почему обезумевшего? Да потому что ни один нормальный человек не станет устраивать своё рабочее место в схлопнувшихся под землю развалинах древней тюрьмы.
Закончив с изучением стола, я обернулся к стеллажам и медленно повёл свечой, рассматривая содержимое полок. Пять длинных рядов были сплошь уставлены пыльными склянками, но не пустыми, как на столе, а мрачно отблёскивавшими чёрным - нет, тёмно-багровым, слоившимся на части содержимым. К горлу подступила тошнота.
Кровь. Несомненно, всё это была кровь.
Каждый пузырёк был скрупулёзно подписан, но надписи не говорили мне ни о чём. В основном это были цифры, понятные, вероятно, одному хозяину этого жуткого места, иногда встречались слова на неизвестном мне языке. Приглядевшись к нескольким, я подумал, что это мог быть илай - мёртвый язык, который в современном мире с пафосом использовали только врачи и законоведы. Впрочем, с точностью я сказать не мог.
От изучения полок меня отвлекли две обнаружившиеся в противоположном углу двери. Стремление узнать, имелся ли отсюда выход, было слишком сильным, чтобы я мог ему противостоять. Обе двери были деревянными, но одна оказалась сплошной, в другой же имелось маленькое зарешечённое окошко на уровне глаз. Я наугад толкнул сплошную.
Она оказалась не заперта, но, заглянув внутрь, я тотчас понял, что выбор был неудачным. Не выход. Даже отдалённо нет. Меня передёрнуло от открывшейся взору картины, и я вознёс хвалу богам за то, что сейчас Аманды не было рядом.
Маленькая комната на первый взгляд напоминала операционную: металлические тележки для инструментов, несколько настенных светильников и две закопчённые лампы с зеркальными отражателями, подвешенные на цепях над операционным столом. А вот стол этот как раз был тем, отчего кровь стыла в жилах.
С подлокотниками и чуть приподнятой верхней частью, он немного напоминал громоздкое и неудобное металлическое кресло - вот только креслом, к сожалению, не был. Подлокотники и подставка для ног были оборудованы тяжёлыми металлическими кандалами, явно позаимствованными из пыточных неподалёку, срединная часть перехватывалась толстыми кожаными ремнями (вполне вероятно, появившимися оттуда же), а под столом, свёрнутая неровным кольцом, покоилась тяжёлая металлическая цепь.
Я представил себе человека на этом столе: извивающегося, вопящего от ужаса; стиснутая ремнями грудь вздымается и опадает, от постоянного трения на коже отчётливо проступают алые следы. Руки в кандалах сжаты в кулаки до белых костяшек, распахнутые глаза, покрытые паутинкой сосудов, нервически дёргаются, когда безумный палач, мнящий себя учёным, подходит всё ближе, и страшные инструменты поблёскивают в его руках...
Резко тряхнув головой, я шагнул обратно и с силой захлопнул дверь в надежде избавиться от страшного видения. Быть может, мне показалось, но за миг до этого я успел рассмотреть на металлической поверхности тёмные кровавые следы.
Вторую дверь мне открывать уже не хотелось, однако я заставил себя сжать и дёрнуть шершавую ручку. Дверь не поддалась. Я толкнул, потом ещё раз дёрнул, сильнее. Безрезультатно. Я склонился в поисках замочной скважины и действительно нашёл её, вот только запирающих штырей в просвете видно не было. А ведь зазор между ссохшейся дверью и косяком немаленький - почти в полпальца шириной... Нет, на ключ дверь заперта не была, в этом я не сомневался. Но что же тогда?.. Щеколда?.. Какая-нибудь баррикада снаружи? Что?.. Посветив вдоль почти сантиметровой щели кверху, я неожиданно обнаружил ответ. Небольшой тёмный силуэт вполне ясно вырисовывался даже в тусклом свете. Навесной замок. Там, с другой стороны.
Снова выпрямившись, я поднёс свечу к зарешечённому окошку и вгляделся в помещение по другую сторону от двери - и, не удержавшись, обречённо застонал. Всего в шаге от порога начиналась крутая лестница, уводившая наверх.
Выход был, так близко - и одновременно так далеко. Выхода не было, я был заперт здесь, в кровавой лаборатории давно издохшего безумца, и компанию мне составляли лишь пыточный стол и сотни склянок, полных тёмной, почти чёрной крови...
Мне пришлось собрать в кулак всю свою волю, чтобы заставить себя отойти от двери и вернуться к изучению полок.
Я был не один - пока ещё нет. Аманда и Акко были неподалёку, ждали моего возвращения, и я должен был вскоре вернуться; но прежде я хотел найти то, зачем мы пришли сюда. Проклятая рукопись была просто обязана отыскаться здесь.
Я вдруг представил себе, как появлюсь возле решётки с древним свитком, хранящим в себе бесценное тайное знание, как улыбнусь и протяну его Аманде со словами "всё закончилось, вы спасены"... Я представил себе её взгляд в этот миг - взгляд, обращённый ко мне и исполненный благодарности, веры и восхищения.
За поиски я взялся с удвоенным усердием.
Пузырьки, коробочки, банки - полные, пустые, закупоренные или открытые - и все до одной припорошенные вековым слоем подземной пыли. Какие-то инструменты, большинство из которых я видел в первый раз, а об их назначении не хотел даже и думать. Истлевшие серые стопки простыней и салфеток, от которых резко пахнуло плесенью, когда я открыл облезлый покосившийся шкаф. И вот здесь, в небольшом свободном от ветоши углу, я наконец обнаружил их.
Шесть толстых пыльных журналов в обтянутых кожей обложках лежали аккуратно выровненной стопкой, и, смахнув пыль с верхнего, я сумел прочесть цифры, начертанные на нём. Две даты, разделённые дефисом. Короткий, полуторалетний отрезок времени из далёкого прошлого, отголосок событий почти столетней давности, увековеченный чьей-то рукой на пожелтевших листах.
Я осторожно вынул верхний журнал и заметил, что следующий, если верить дате, начинался сразу за предыдущим. Разложил на столе все шесть и убедился, что все они следовали один за другим. На последнем, правда, имелась только дата начала - видимо, он не был закончен. Я наугад распахнул страницы и нахмурился от разочарования. Кривоватый мелкий почерк был трудночитаем, но главная проблема состояла даже не в этом. Я не мог понять ни единого написанного здесь слова. А виной всему был всё тот же проклятый илай.