Они молчали, но Тиор краем глаза наблюдал за ней – ему было интересно, какой девочка станет теперь, когда Признание сняло с нее оковы условности человеческого существования и распахнуло сознание для нового. Он слышал, что полукровки порой менялись достаточно сильно, будто чары не просто обостряли в них существующие черты характера и пробуждали память крови, но и сметали негативный опыт прожитых лет, делая смелее и решительнее.
Впрочем, говорить о чем-то с уверенностью было нельзя: слишком мало примеров набралось даже в истории такого древнего народа, как хеску. Дети от смешанных связей встречались, хоть и редко, а полукровки появлялись и вовсе раз в несколько веков – слишком непредсказуемо было сочетание условий, позволяющих крови хеску не раствориться в человеческой, а дополнить ее.
Тиор всем сердцем надеялся, что истинная Лилиан именно такая, какой она показалась ему при первом знакомстве: слабой не из-за характера, но из-за навязанных условностей мира, в котором жила. Он понимал, что, родись она в Мараке, даже при условии немоты, уже была бы другой, потому что никто и никогда не сказал бы ей, что она слаба или ущербна. Но если орлу с рождения говорить, что он курица, он будет всю жизнь кудахтать.
Когда они подошли к замку, Лилиан, уже протянувшая руку к кольцу на двери, остановилась и закинула голову, прикрыв глаза от солнца. Раскаленный диск выглядывал из-за одной из башен, превращая ее в черный силуэт, но его лучи скользили по крыше и фасаду здания, подчеркивая его очертания. Разглядывая дом, Лилиан вдруг осознала, что черный замок отнюдь не кажется ей мрачным, а, наоборот, уже воспринимается как дом. Она коснулась взглядом гаргулий – их угрожающий вид, оскал демонических морд не казался направленным на нее, нет, они теперь виделись ей стражами, скалящимися на неведомого врага и готовыми растерзать его, чтобы защитить ее жизнь. Изображение ворона над дверью, торжественное и детальное, наполняло ее сердце неведомым восторгом.
Лилиан недоуменно нахмурилась, увидев фиолетовый орнамент, оплетший черные стены дома и кокетливо завивающийся у окон: в нем отсутствовала явная тема, это, скорее, был узор из линий, завитков и точек, не несущий определенного смысла, а призванный лишь украсить здание. Оглянувшись на Тиора – тот делано недоуменно пожал плечами, – Лилиан вновь обернулась к дому, который, подумалось ей, будто пытался прихорошиться.
Она улыбнулась и, протянув руку, чтобы толкнуть дверь, неуловимым движением погладила дверное кольцо и голову держащего его ворона.
Библиотека вновь приняла их в свои стены – эта комната успела полюбиться Лилиан, и она чувствовала себя здесь спокойно и уютно. Сейчас она показалась ей чуточку просторнее и чуточку светлее, чем прежде. Лилиан почти не сомневалась, что еще несколько часов назад, когда она завтракала здесь, пол был каменным – теперь же под ногами лежал теплый темный паркет. Книжных шкафов не стало меньше – они так же стояли плотным лабиринтом деревянных стен, – но они как будто стали светлее, и в их хаотичной расстановке Лилиан теперь все же виделась какая-то схема.
Она прошла вперед и устало опустилась на скамью (на которой, как и на стуле Тиора, появились войлочные подстилки), оглянувшись на деда, отдававшего слугам распоряжения. Через минуту он присоединился к ней и, едва заметно вскинув брови, провел смуглым пальцем по углу стола – тот избавился от острой вершины, заменив ее закругленным краем.
Лилиан заметила удивление деда и вопросительно посмотрела на него. Тиор вздохнул.
– Тебе может казаться, что жизнь остановилась, но время неумолимо движется, – пробормотал он, словно разговаривая сам с собой. Облокотился на подлокотник своего напоминающего трон стула и поправил полу камзола, обнажая черный с фиолетовой вышивкой жилет, на котором блеснула золотая цепочка карманных часов. – Все то, что для меня – реалии жизни и моего мира, для тебя – ново и необъяснимо. Наверное, ты чувствовала бы себя так же, если бы тебе пришлось объяснять кому-то, что такое… – он на мгновение замялся, воскрешая в памяти основы человеческого мира, – автобус или телефон. Метро. Бензин.
Лилиан коротко хмыкнула. Затуманенность сознания отступила, и к ней постепенно возвращалась и глухая боль утраты, и усталость от пережитого.
– Сейчас в моей голове кружится огромное количество фактов, которые нужно сообщить тебе. То, без чего ты не поймешь, как устроен наш мир, – теперь, думаю, я могу говорить наш, а не мой. – Лилиан кивнула, с удивлением ощущая, как в сердце разгорается пламя радости от причастности к чему-то огромному, пусть и неведомому. – Прошу тебя, не стесняйся спрашивать. Все что угодно, что удивит тебя или поставит в тупик. Позже, когда освоишь таэбу, ты сможешь спрашивать обо всем и слуг, они с радостью ответят тебе на все вопросы. Поверь, в этом доме давно не было ребенка, и они все искренне рады твоему появлению. Всё здесь радо.