Лилиан… оказалась другой. Тиор пока еще приглядывался к девочке, боясь тешить себя напрасными надеждами, но уже сейчас осторожно признавался самому себе, что его приятно удивляла ее твердость. Он знал, что по ночам она плакала, заново переживая гибель родителей, – ее клокочущая боль долетала до него, сотней иголок впиваясь в грудь, – но она справлялась. Столкнувшись с новым для себя миром, с неожиданными реалиями, она лишь кивнула и с головой погрузилась в изучение непривычных понятий. Не раз за это время Тиор видел ее каштановую макушку, склонившуюся над записями или пыльным фолиантом из библиотеки. Она послушно зубрила незнакомые слова, запоминала структуру общества хеску и не переставала испытывать почти благоговейную благодарность по отношению к Мараку – Тиор чувствовал ее разливающимся по ладоням и предплечьям теплом.
Только бы успеть.
Он не задумывался о том, какие чувства испытывает сам. Вначале им двигало лишь желание спасти клан, обеспечить ему будущее – в конце концов, если бы разговор шел лишь о нем самом, возможно, усталость, накопленная за эти десятки лет, взяла бы верх и Тиор просто уступил бы главенство одной из Старших вассальных семей. Но он отвечал за весь клан, в который входили не только аристократы, но и простые хеску: слуги, посыльные – и мирные жители, никогда не покидавшие внутреннего мира.
В самые черные дни Тиор не отказывал себе в мазохистском удовольствии рассчитать, какая семья сможет занять место Высокого Дома вместо Базаардов. По всему выходило, что это должны были бы стать Риттора – древний и достойный род, во главе которого стояла матриарх, шеру Марет. Она была умной и дальновидной женщиной, и Тиор полагал, что она бы даже обеспечила ему достойную старость, предоставив выбор, где жить, а не выгнав на все четыре стороны, но… У Тиора, как и у всех воронов, был острый слух, и порой до него долетал шепот слуг: шеру Риттора предпочитала сосредоточивать все внимание на своей семье и многочисленных отпрысках, мало заботясь о вассальных Младших семьях. Что уж говорить о прислуге.
Нет, со вздохом думал Тиор, все же правильное отношение к тем, кто слабее тебя, воспитывается поколениями и впитывается с кровью.
Это была еще одна деталь, которая радовала его в Лилиан: даже осознав собственный довольно высокий статус, она не зазналась. Девочка всегда была приветлива со слугами, стараясь улыбкой и теплым взглядом передать свою благодарность (она стеснялась практиковать с ними таэбу, считая, что у нее получается слишком плохо), и те быстро прониклись к ней искренней привязанностью.
В Мараке слишком давно было тихо, слишком давно стены дома окрасились в черный, отражая настроение живущих в нем. Век хеску долог, и большинство слуг еще помнили Джабел и Лимара маленькими. А потом – пропасть, потеря, тишина. Тиор знал, что они переживали не меньше него самого. Когда ушла Джабел, Ниру хоть и продолжала безукоризненно выполнять свои обязанности, глаза у нее еще долго были красными и припухшими от слез.
Лилиан будто вдохнула в Марак новую жизнь, и Тиор лишь надеялся, что сама она еще не поняла, насколько важно было ее появление для них.
И насколько нежелательно для других. Он не думал, что кто-то из Старших семей открыто попытается навредить тем или иным образом, но встреча с Тито заставила его иначе взглянуть на аристократию воронов. Угроза Высокому Дому расценивалась как измена, и Тиор с горечью задумался: неужели кого-то настолько ослепила гордыня? А ведь были еще и другие кланы…
Намеки, звучащие между невинных фраз прошлой ночью, наполняли его сердце тревогой. Откуда во внутреннем мире узнали о появлении наследницы, можно было только догадываться – как говорили люди, и у стен есть уши. Тиор надеялся как можно дольше сохранять существование Лилиан в тайне – недаром он столько лет прилагал все мыслимые усилия, скрывая от посторонних глаз семью блудной дочери. Он надеялся подготовить девочку – не только обучить ее азам, но и дать время проникнуться духом хеску – и лишь потом представлять Совету, уже не опасаясь, что человеческая составляющая еще будет слишком сильна в Лилиан.
По всему выходило, что времени нет.
Он и сам должен был понимать: пока девочка не представлена Совету, пока официально не получила родового имени, она остается человеком. А человеческие жизни мало что значат для хеску. Почему же он не задумался об этом вовремя? Расслабился, обрадованный своей неожиданной «находкой»? Или… теряет хватку?