Она старалась не задумываться о природе своей привязанности, которая со временем стала чуть более спокойной и какой-то расплывчатой, а Тито, если и догадывался о первопричинах происходящего, избегал рассуждать об этом всерьез – в силу профессии влюбленность он воспринимал в первую очередь как рычаг воздействия, и о маленькой Принцессе Волков осатэ не хотелось думать в таком ключе.
Они просто переписывались и иногда встречались. Просто у Пип был секрет.
По темному безлунному небу бежали облака, текли за размеренным разговором часы, позвякивала посуда. Она улыбалась, его смех тоже звучал искренне.
Тито рассказал, как негодовала Марет, вынужденная, по приказу ша-Базаарда, найти в своем гардеробе самый сдержанный (то есть для нее – невзрачный) наряд; Пип очень натурально изобразила громоподобный хохот Гри, когда он, вернувшись домой, описывал выражение лица Пинит Минселло.
Текли минуты и сиоловое вино, и отступали тревоги и заботы, скрываясь до завтра, до того момента, когда бледный свет заложенного облаками неба Сат-Нарема ознаменует начало нового дня. Дня, который принесет новые заботы, дня первого в бесконечной череде дней, где воронам раз за разом придется доказывать, что полукровка может править кланом.
А пока – бежали тучи над черными домами, грозили гранитные иглы твердынь слепому безлунному небу, стелился по мощеным улочкам туман, скрывая секреты…
Сат-Нарем спал и готовился к новому дню.
КОНЕЦ ЧАСТИ I
Издали может показаться, что все твердыни хеску одинаковы. Это совершенно не так. Они различны настолько же, насколько различаются их внешние отражения, насколько различны их хозяева и обитающие в них кланы.
Вот рвется в небо игла Милитики лисов – острая, устремленная, хищная.
Вот вальяжно, будто нехотя, растет ввысь громада Синнерхо – основательная, тяжелая, внушительная, значительная, как и обитающие в ней волки.
Строго подпирает небо Оухшикаф – сдержанный и величественный, непреложная истина бытия Сат-Нарема.
Пытается дотянуться до облаков, словно в отчаянном порыве, Хитмини – вблизи тоже гигантский, но на фоне своих черных соседей кажущийся младшим братом.
Вдалеке от него высится Кашеро – изящная и надежная обитель журавлей, словно купающаяся в окружающем тумане…
О, если бы кто-то обладал зрением достаточным, чтобы охватить все двенадцать твердынь хеску единым взглядом, чтобы заметить различия их и схожесть! Если бы рассмотрел резные барельефы, тяжелые ниши многочисленных широких балконов, летящую легкость стрельчатых окон, словно стремящихся вверх, к небу!
Этот кто-то, возможно, обратил бы взгляд и на Марак, много лет словно укрытый невидимой тенью – ощущением застарелой скорби и печали, которая незаметным отпечатком лежала на его стенах, заставляя крошиться камень твердыни.
Возможно, тогда этот невероятный наблюдатель увидел бы, как начинают сверкать в звездном свете прежде тусклые черные стены. Как исчезают на них рытвины, как затягиваются застарелые трещины. Как проступают вокруг рам и балконных проемов узоры, как укрепляются колонны, поддерживающие тяжелые своды, как выступают на черном граните новые барельефы, как распускаются по стенам каменные цветы, а по перилам скользит тонкая резьба.
Если бы только кто-то мог увидеть, как Марак, словно воспрянув от долгого сна, залечивает свои раны, нанесенные этими годами запустения и отчаяния, когда старый ворон, положив руку на плечо своего последнего отпрыска, произносит: «Услышь меня, Марак. Прими Лиан, мое дитя, как принимаешь меня. Слушай ее, как слышишь меня. Верь ей, как веришь мне. Храни ее, как хранил всех Владык и всех их детенышей с начала времен, ибо пред тобой признанная шибет. Будь верен ей, как верен мне». И когда последние звуки его голоса растворяются в хрустальной тишине, Лиан осторожно тянется к твердыне через таэбу, впервые обращаясь к ней: «Услышь меня, Марак…» – и чувствует: Марак слышит.
В туманной ночи Сат-Нарема твердыню воронов озаряет приглушенный свет перерождения, и она, возвращая себе прежнюю красоту, напоенная радостью обретения наследницы клана, с новой силой устремляется к небу, всем своим существом приветствуя еще одну из рода Базаард.
Часть II
Прикрыв глаза, Лиан медленно выдохнула через нос, всей кожей ощущая, как утекают в вечность драгоценные мгновения.