На свободном от палаток пятачке кружили двое мужчин в гроверных кольчугах и, то атакуя, то уходя в оборону, азартно рубились на затупленных мечах. Уклонялись, отскакивали, то и дело смахивая рукавом льющийся по лицу пот, подставляли под молодецкий замах крепкие щиты, тут же переходя в контратаку и наровя достать противника хоть кончиком клинка, а если повезет - шарахнуть плашмя по шлему. Их окружала галдящая толпа, разражавшаяся восторженными возгласами при каждом удачном выпаде.
Чуть в стороне, искоса посматривая на веселящихся, о чем-то договаривались, собравшись в кружок, предводители. Наконец, после длительных обсуждений и не менее длительных препирательств, пришли к согласию. Один из них, в округлом шлеме, украшенным ярким гребнем, и коротким клинком в ножнах у пояса, недовольно покривился, но, видя редкое единогласие остальных, вынужден был уступить. Раздраженно плюнув себе под ноги, он резко развернулся, так, что взметнувшийся за плечами ярко-красный плащ гулко хлестнул по воздуху, и размашисто зашагал прочь.
- Ну что, начнем? - спросил один, посмотрев вслед уходящему.
Все как по команде подняли головы к небу, взглянув на стоявшее в зените солнце.
- Давай, а то до темноты не успеем разыграть. Сами знаете, что пока всех соберешь, пока то, пока это - можно и до вечера дотянуть. - согласился Аркадий, еще крепкий, плечистый, но уже изрядно обрюзгший мужчина с заметно выпиравшим пивным брюшком. Длинные, упрятанные под разрисованную бандану волосы и окладистая борода делали его похожим не на преуспевающего бизнесмена, совладельца солидной и уважаемой в городе фирмы, а на байкера - большого любителя мотоциклов, крепких спиртных напитков и полногрудых длинноногих девиц.
Остальные переглянувшись, вынуждены были с ним согласиться.
- Так, что, Серега, Леха, давайте сейчас к своим, - продолжал он, - и выходите из лагеря. Я - тоже. Влад с Сашкой здесь останутся - лагерь оборонять будут.
- Не передумает? - кивком указал на мелькавшее среди палаток яркое пятно плаща Алексей - приземистый мужичок в помятой и поцарапанной кирасе.
- Не должен, - откликнулся рослый Влад, опираясь на укороченный бердыш. Рядом с низеньким темноволосым Алексеем он смотрелся настоящим белокурым великаном, возвышаясь над тем на две головы. - Не первый раз уже пересекаемся.
- И чего взбрыкивает? - прогудел мускулистый бритоголовый крепыш в кожаной безрукавке, одетой на голое тело.
Он заложил за спину мощные руки и упруго качнулся несколько раз ногами, перекатываясь с носка на пятку. Тяжелая нижняя челюсть, кажется способная поспорить своей массивностью с ковшом экскаватора, методично двигалась, перетирая жевательную резинку. На широком, украшенном заклепками поясе покачивалась в такт движениям тела тяжелая стальная гирька кистеня.
- Он терпеть не может, когда вспоминают сражение при Каннах. - рассмеялся Влад. - Как же! Самое известное поражение его любимых римских войск. Ему это как серпом по одному месту...
- Чего?
- Как серпом по яйцам. Так понятней?
Усмехнувшийся Алексей добавил:
- Уникальную операцию и без всякого наркоза провел бультерьер Кузя и теперь у него не хозяин, а хозяйка.
Все весело расхохотались. Громко и бесшабашно. Так, как всегда смеются здоровые, полные сил мужчины, словно сбросившие на отдыхе с плеч не только груз повседневных забот, но и прожитые года, снова вернувшись в юношескую пору, когда для смеха не надо было искать особых причин, а самая немудрящая шутка, способна была вызывать шквал эмоций.
- Ладно, - заявил распоряжавшийся, вытирая слезы с раскрасневшегося лица, - Разбегаемся.
Александр, придерживая левой рукой ножны короткого гладуса - классического пехотного меча римского образца, взбежал на небольшой пригорок, отделенный от остального лагеря неким подобием частокола. Возле пустого воротного проема в землю был воткнут шест с деревянным, покрытым слоем лака для сбережения от сырости, навершием, искусно вырезанным резчиком в виде орла с гордо распростертыми крыльями. В центре укрепления вокруг выложенного камнями костра на деревянных лавочках, сделанных из прибитых, поверх вкопанных в землю неошкуренных столбиков, досок, сидело человек тридцать, молодых и не очень, мужчин и три девушки. Неподалеку стоял прикрытый крышкой котелок, распространявший аппетитные ароматы. Кто-то был пока без доспехов, кто-то уже надел кольчугу или, сделанную в меру своего умения либо финансовых возможностей, лорику. Завидев приближавшегося Александра, замолчали и вопросительно на него посмотрели. Кто-то не выдержав спросил:
- Ну, что порешали, трибун?* [*Трибун (лат. tribunus) - в данном случае имеется ввиду военный трибун. Как правило эту должность занимали молодые люди из уважаемых патрицианских родов впервые поступившие на военную службу и желавщие накопить административный опыт и сделать себе имя перед уходом на гражданскую службу или в политику, но были и исключения желающие прочно связать свою судьбу с армией. По усмотрению легата могли командовать отдельной частью легиона. (Прим. авт.)]
- Лагерь обороняем, - отмахнулся Александр и жалобно взмолился, усаживаясь и придвигая к себе котелок, - Ребята, давайте все вопросы потом, а?! Подождите хоть пять минут, а то у сейчас слюной захлебнусь.
Последние слова прозвучали невнятно. Сашка уже вовсю орудовал ложкой, жадно поглощая сваренную с тушенкой гречку. Подъев, он умиротворенно вздохнул и, прихлебывая из кружки горячий крепкий чай, укорил присутствующих тем, что они и без него могли все прекрасно разузнать, если бы побродили по лагерю. В ответ остальные дружно засыпали его уверениями, что он прекрасный командир, что они ему во всем доверяют, что в лагере от них только вреда больше, а те кто ушел в туда до сих пор еще не вернулись, так, что кроме него их больше некому просветить и, вообще, у них столько дел, столько дел... - тут следовал тяжелый, на редкость единодушный и настолько проникновенный вздох сожаления, что расчувствовался бы даже камень - доспехи, например поправить или клинки почистить и прочие возражения в том же духе. Так и не отвертевшись, Александр принялся отвечать на сыпавшиеся со всех сторон вопросы.
Тема исчерпалась довольно быстро. Кто-то посмотрел на часы и, заявив, что просто сидеть и ждать начала у него нет ни какого желания, сбегал в палатку и принес гитару. Идея была встречена криками одобрения, но сразу же появилась одна проблема - оказалось, что штатный гитарист отряда, Витек, умудрился порезать палец и играть отказывался. Оставшись без музыки все приуныли, но тут Сашка вспомнил, что неплохо умеет играть Глеб. О чем во всеуслышанье и заявил, повергнув в изумление большую часть сотоварищей - Глеб чаще всего держался от остальных наособицу и редко что-либо о себе рассказывал.
Глеб сидел привалившись спиной к частоколу. Закрыв глаза, он запрокинул голову вверх, подставляя лицо солнечным лучам. Казалось, что он может просидеть так вечность, в блаженном ничего неделании. Мысли текли медленно и лениво, а в душе наступило редкое умиротворение. И ни какой шум и гам, доносившийся от костра не мог ему помешать, мозг привычно отключил все посторонние звуки. Идиллия была нарушена только громким криком, из которого встрепенувшееся сознание вычленило его имя:
- Глеб!.. Волков!..
Недоумевая, зачем он вдруг понадобился, Глеб встал, покосился в сторону костра, потер кончиками пальцев застарелый, белесый, рваный шрам на щеке, оставленный осколком близко разорвавшейся гранаты, и решил подойти. Его звал Сашка, весельчак и заводила, создатель и бессменный руководитель их отряда исторического фехтования, когда-то чуть ли не силой затащивший Волкова в эту тусовку. За что, впоследствие, Глеб был искренне благодарен приятелю. Подойдя к толпе он хмуро сказал: