Глеб несколько отстраненно поинтересовался, глядя куда-то поверх голов:
— Ты мне так демонстрируешь свое боевое ранение или свое ко мне отношение, — и подмигнул опешившему Витьку, вызвав восторженный рев старожилов. В то время как, новички, наслушавшиеся он старших товарищей разных баек, настороженно притихли. А Глеб добавил вполголоса, беря в руки гитару, — Не все же вам надо мной подшучивать, массовики-затейники.
Присев на лавочку, он пробежал пальцами по ладам и мягко тронул пальцами струны. Окружающие притихли. Наклонил голову к плечу прислушиваясь к их звучанию. Недовольно скривился и подтянул одни колок, чуть тронул второй. Снова прислушался. Взял на пробу несколько аккордов и удовлетворенно тряхнул головой.
— Давай нашу. — попросил Сашка.
Глеб заиграл мелодию и затянул мелодичным на удивление голосом:
И вновь дружный рев глоток, восполняющий недостаток слуха энтузиазмом:
Перед мысленным взором игравшего на гитаре Глеба вставали величественные картины прошлого. Грозно маршировали колонны легионеров. Покачивались над рядами, в такт тяжелой поступи бойцов, величественные символы неустрашимых легионов — Орлы. Не смотря на жестокое и кровавое время, в древности все было просто и понятно — есть Вечный Рим и есть его солдаты, заслуживающие всяческого уважения за свой нелегкий и опасный труд. Пусть некоторые представители древних аристократических родов посматривали на солдат свысока — в глазах простых людей легионеры были защитниками и интересов всего Рима, вообще, и интересов каждого отдельного гражданина, в частности. И, что самое главное, ни кто из сограждан не плевал им в спину с криками: «Убийца!», как часто поступают наши соотечественники с солдатами побывавшими в «горячих точках», вся вина которых заключается только в том, что они честно выполняли свой гражданский долг, а не «откосили» от армии, обзаведясь липовыми справками или дав «на лапу» в военкомате, как кое-кто из их обвинителей. И становится горько от несправедливых упреков! И не хочется на 23 февраля одевать в честь праздника ни военную форму, ни, если они имеются, ордена и медали. И когда в кругу малознакомых людей заходит разговор об армейской службе, скрываешь правду, словно совершил что-то постыдное.
А при сравнении отношений к армии и военнослужащим как обывателей, так и политиков всех рангов сейчас и в прошлом, сравнение это выходит, увы, не в пользу нынешнего времени. И невольно хочется повернуть время вспять и оказаться в рядах лихих викингов, отряде отважных рыцарей в сверкающих полных латах, среди закованной в броню боярской, русской конницы, идти в штыковую с Преображенским полком или грозно шагать в рядах легиона. Ах, легион — воплощение дисциплины, порядка и доблести! Ровные шеренги щитов-скутумов, аккуратные прямоугольники когорт, красные гребни центурионов и над всем этим великолепием парит золотой Орел.
Давно покинули лагерь одноклубники Аркадия. Следом за ними подались Сергеевы, воинственно помахивая оружием и распевая что-то донельзя похабное, то и дело прерываемое громким хохотом, мощно перекрывающим звон доспехов и негромкие реплики остающихся. Собрал своих и Алексей. Немногочисленные Сашкины «римляне» отправились на холм с орлом. Лагерь опустел на три четверти и непривычно затих. Только из-за огороженных частоколом палаток приверженцев римской армии, по-прежнему бравурно, доносилось:
Облачились в доспехи соратники Владислава и, возглавляемые своим предводителем в рогатом шлеме и с бердышом на плече, нестройной толпой потопали вверх по склону. Вошли в вороиа. Кто-то попробовал качнуть вкопанную в землю жердину и, убедившись, что не смотря на скромные размеры частокола, работа сделана на совесть, отступился сконфуженно. Кто-то засмеялся над ним, кто-то, давясь смехом, нарек его «Грозным воителем, повергающим ниц все встреченные на пути заборы, с сотой попытки», другой весело проорал, что за такое великое прозвище, нужно достойно отдарится. Влад шикнул на насмешников, чтоб умолкли, и направился к Александру. Тот шепотом попросил его чуть-чуть подождать, во время глебовых: